«Конкурент» беседует с действительным членом Петровской академии наук и искусств и Русского географического общества.

– Борис Васильевич, среди широкой общественности вы известны, прежде всего, как человек, занимающийся проблемами Арктики и Антарктики, а также как менеджер некоторых экспедиций Фёдора Конюхова. Но ведь поле вашей деятельности не ограничивается самыми холодными частями Земли?
– Я иногда задумываюсь: а что стоящего сделано в жизни? И не могу зацепиться за какой-нибудь пласт своих деяний. Брался за всё, что попадалось на глаза, и многократно менял направления и виды деятельности. Занимался наукой, бизнесом, возил туристов за границу и по Енисею. Сейчас уже шесть лет как на пенсии, но всё равно продолжаю сотрудничать с газетами, Русским географическим обществом и другими научно-исследовательскими организациями. Сейчас как раз красноярское отделение географического общества развернуло активную работу по подготовке к столетию падения Тунгусского метеорита. Также я сотрудничаю с нашими поэтами, и вместе мы готовим литературный сборник. Но основное свое время я трачу на сбор материалов и написание книг об Арктике и о тех экспедициях, в которых я либо сам участвовал, либо занимался их организацией. Это экспедиции известных полярных исследователей Владимира Чукова, Дмитрия Шпаро и того же Фёдора Конюхова. Как глава красноярского отделения Петровской академии наук и искусств я занимаюсь тем, что привлекаю в эту организацию наиболее выдающихся личностей, занимающихся проблемами Арктики. К сожалению, возраст всё-таки берет свое, да и полноват я стал, поэтому двигательная активность сейчас сокращается. Но общаюсь я активно.
– Расскажите немного о себе – как пришли к такой «разнополярной» жизни?
– Я коренной красноярец. Родился, как ни парадоксально, в Игарке как раз перед войной, в 1941 году. Отец тогда был начальником Игарского порта. Однако прожил я там всего три дня. Мама с бабушкой переехали в деревню недалеко от Красноярска, где условия для жизни были получше. Из заметных событий – я был в первом выпуске Красноярского филиала Новосибирского государственного университета (будущий КГУ). Шестидесятые годы прошлого столетия были пиком интереса к физическим наукам. В Красноярске начали работать институты физики и биофизики. Понаехало множество молодых докторов и кандидатов наук. Лекции в аудиториях сменялись совместной работой в научных лабораториях. Меня учили Леонид Киренский, Арнольд Лундин, Святослав Габуда… Причем нашим гимном были слова: «Только физики – соль, остальное всё – ноль, а биолог и химик – дубины». Студенты университета держались высокомерно по отношению к студентам других вузов. Однажды случился большой скандал. Заместитель министра образования проезжал мимо нашего здания и прочел лозунг в окне: «Мы умы, а Вы – увы». Мне тогда сильно досталось на парткоме, так как я был единственным среди студентов членом КПСС и отвечал за молодежные мероприятия. Также из-за наличия партбилета ректорат постоянно посылал меня на различные предприятия страны «выбивать» мебель, оборудование и прочее. Так что я был одновременно и студентом, и активным участником создания филиала. Конечно, были некоторые поблажки. Так, мне пришлось досрочно защищать диплом, чтобы попасть на молодежный форум в Болгарии. А я ведь в университет попал после армии сразу на третий курс, и из-за этого у меня оказалось не сдано 5 экзаменов и 17 зачетов. До поездки же было пять дней. Но в итоге за 3-4 дня я все хвосты подчистил и получил диплом по специальности «физика твердого тела» (со специализацией в области ядерного магнитного резонанса). Потом занимался научной и педагогической деятельностью в Физико-техническом институте Украинской академии наук, в Донецком политехническом институте, Донецком государственном университете и Макеевском инженерно-строительном институте. Основное направление исследований было связано с применением ядерно-магнитного резонанса в координационной и физической химии применительно к проблемам выбросов метана, угля и породы на шахтах Донбасса. Позже из-за болезни родителей я вернулся в Красноярск и одним из первых в Красноярском крае занялся кооперативной деятельностью. Создал кооператив «Прогресс», который занимался утилизацией промышленных отходов. В дальнейшем (и в настоящее время) я занимался различными видами научно-производственной и предпринимательской деятельности. И примерно в эти годы я втянулся в работу полярных экспедиций. Хотя путешествия и туризм всегда меня увлекали. Поющий под гитару человек хорошо принимался обществом. Владимир Высоцкий восхищал меня, хотя пел я в основном Кукина, Визбора…
– Бизнес шел удачно?
– Тогда это всё было очень интересно и выгодно. Переходный период в жизни страны… Отходы, утилизацией которых я занимался, валялись никому не нужные, электроэнергия была дешевая, транспорт дешевый. Целые заводы ведь отходили за копейки. Но параллельно я всё же занимался полярным делом. Может, это потом меня и сгубило – бизнес развалился. После этого я уже занимался всем, чем придется. Арендовал самолет ТУ-154 у местной авиакомпании и возил туристов на Кипр. Купил даже потом боевой вертолет Ми-24 в полной сборке. Тут столько всего вокруг него поднялось, и в итоге вертолет сдали на запчасти. В конце 90-х меня избрали действительным членом Петровской академии наук и искусств. Теперь я возглавляю местное отделение. Причем в составе академии у нас Пётр Пимашков, Пётр Романов, Николай Дроздов и другие.
– Когда вы познакомились с Фёдором Конюховым?
– Мы познакомились в конце 80-х годов, когда он участвовал в экспедиции Дмитрия Шпаро «СССР – Канада». Я узнал об этой экспедиции случайно по радио и захотел как-то поучаствовать в освещении этого события (я ведь работал еще и журналистом). Это была международная трансарктическая экспедиция на лыжах: 6 канадцев и 7 русских. Тренировались ребята на Диксоне, где я уже бывал и, соответственно, ориентировался на местности. Связи с летчиками у меня уже тоже были, и осталось только договориться с местной телекомпанией о том, чтобы они дали мне оператора с камерой, для того чтобы снять документальный фильм «Лыжня через Северный полюс». Потом я написал и одноименную книгу. Так вот мы с Фёдором познакомились на Диксоне, но тогда не обратили друг на друга особого внимания. Тогда я ещё не знал, что для того, чтобы войти в состав этой экспедиции, ему пришлось помахать треногой от теодолита (геодезический инструмент для определения направлений и измерения горизонтальных и вертикальных углов при геодезических работах. – Прим. авт.) над ушами руководителя экспедиции Дмитрия Шпаро и высказать несколько угроз в его адрес. Спустя год мы встретились уже на Северном полюсе. Я прилетел туда вместе с летчиками опять же в качестве репортера. Надо понимать, что в то время хорошие отношения с летчиками решали всё. Денег не было, и всё делалось «на халяву» по знакомству – отсюда и необходимость поддерживать дружеские отношения с авиацией. Фёдор понял, что как раз у меня связи были очень хорошие, и он предложил мне возглавить его экспедицию «Один к Северному полюсу». Мы пошли к нашим летчикам, поговорили с ними, и они согласились помогать. В итоге была организована специальная фирма «СОЛО-ПОЛЮС», которая занималась организацией полярных экспедиций. Мы даже взяли в аренду два самолета Ан-2 – это была первая частная полярная авиация. Командовали самые лучшие летчики. Причем обслуживались не только русские экспедиции. Однажды мы участвовали в английской экспедиции сэра Ранульфа Файнеса. Правда, он не смог дойти до полюса, так как кончились продукты. Мы хотели ему помочь, но он сказал, что обещал в Англии обойтись без подлета судов с дополнительными припасами. За такое благородство он пользовался (да и сейчас пользуется) огромным уважением, в том числе и у Елизаветы II.
От участия же в организации других экспедиций Фёдора Конюхова я сразу отказался, но всегда помогал ему, чем мог. Последней нашей совместной работой была экспедиция «Один к Южному полюсу» (1995-96 годы). Больше мы вместе не работали. Подрос его сын Оскар, который и стал его единственным менеджером.
– В чем состояла ваша роль в этих экспедициях?
– «Два капитана» фильм смотрели? Там был человек, который снабжал корабль продуктами и прочими вещами и которого потом критиковали за то, что мясо было тухлое и так далее. (Улыбается.) Вот это и была моя роль. Правда, я заставлял Фёдора самого принимать решение о том, какие именно вещи покупать. Так что если что и случалось, то винить ему, кроме себя, было некого. Однако моей самой главной и самой трудной задачей был поиск денег на организацию экспедиций. Очень многое зависело тогда и от дружбы с журналистами, поэтому я поддерживал с ними тесный контакт. Иногда ребята даже переигрывали. Как-то раз у нас не хватало денег на Южный полюс (надо было около 10 тысяч долларов). Я позвонил губернатору Приморья Евгению Наздратенко и попросил помочь. Он отказал. И тогда журналисты написали статью в крупнейшую газету о том, что, мол, Конюхов погибает в Антарктиде и у него нет денег на снаряжение и питание. Они-то хотели просто привлечь внимание к проблеме, а на меня как посыпалось сверху… Но в итоге деньги поступили.
Расскажу еще пример того, как мы искали деньги на эту экспедицию. Начали с президента Ассоциации полярников России, депутата Государственной Думы Артура Чилингарова. В перерыве заседаний Думы он обратился к другому депутату, Геннадию Бурбулису (руководителю международной торговой компании «Стратегия»), и попросил помочь Фёдору. Тот «перевёл стрелку» на министра атомной промышленности Виктора Михайлова. Фёдор Конюхов был уже знаком с министром, и мы заявились к нему задолго до начала рабочего дня, как посоветовала его секретарша. Министр появился в приемной уже в половине восьмого, обнялся с Фёдором и пригласил нас в кабинет. Не помню почему, но Фёдор сразу же вышел из кабинета, а я тут же приступил к делу. Спросил его: «Виктор Никитович, вы же понимаете, что когда-то придется оставить этот кабинет? Выйдете на пенсию и займетесь воспоминаниями о жизни на даче, в кругу друзей. Чтобы было что вспоминать, давайте реализуем авантюрный проект – проведём одиночное путешествие Фёдора Конюхова от любого побережья Антарктиды до Южного полюса». И после этого я подвинул к министру заранее заготовленное письмо, «рассчитанное» на 100 тысяч долларов США. Всем известно, что Виктор Михайлов руководил двадцать лет ядерными испытаниями на Новой Земле и заразил радиацией весь север Европы и Азии. Поэтому я предложил ему отправить Фёдора Конюхова в Антарктиду с радиометром на шее, который бы зафиксировал на телекамерах минимальный радиационный фон в 14–15 микрорентген. А затем отправить его в путешествие по Новой Земле и рассказать в средствах массовой информации о незначительных заражениях атмосферы в Арктике. Виктор Михайлов тут же ставит подпись по оказанию финансовой поддержки антарктической экспедиции «Один к Южному полюсу». Потом была тяжелейшая работа по оформлению договора. Это был период самого тяжелого времени новой России, в том числе и атомной промышленности, работники которой даже не получали зарплаты. И в конечном итоге удалось договориться на 75 тысяч долларов, и Фёдор Конюхов улетел в Сантьяго (Чили) с карточкой «Конверсбанка» на сумму 30 тысяч долларов. Уже через месяц в офис экспедиции поступили банковские документы по расходам Фёдора. За пару дней он оббежал все банкоматы Сантьяго (с одного банкомата разрешалось снимать не более 200 долларов) и полностью очистил карточку. 6 января 1996 года Фёдор Конюхов стал единственным в мире человеком, достигшим Южного полюса в одиночку, а 17 января – первым человеком, поднявшимся на высочайшую вершину Антарктиды, Массив Винсон (7130 метров).
– Конкурировать в области полярного менеджмента ни с кем не приходилось?
– Приходилось. Был у меня один очень принципиальный оппонент – Артур Чилингаров. Депутат Государственной Думы, президент Ассоциации полярников России, Герой Советского Союза, Артур Николаевич пользовался большим уважением у полярных путешественников и исследователей. Без него не проводился ни один полярный проект. Однако у него есть такая особенность – для работы приглашались только международные или очень авторитетные журналисты. А провинциальных журналистов Чилингаров не любил.
Хотя для меня этот человек был вершиной Олимпа, на которую нужно подниматься, но достичь – невозможно. Ко мне же он относился сдержанно и пресекал все мои попытки активных действий. Доходило до того, что он запрещал мне участвовать в экспедициях, выходить из самолета и тому подобное. Опять же меня спасали связи с летчиками и другими людьми, которые говорили, что без меня никуда не полетят. Поэтому, несмотря на противодействие, мне удавалось решать поставленные задачи. Хотя один, самый крупный проект он мне всё-таки сорвал.
– Насколько я понимаю, вам довелось немало поездить по миру?
– Да. В качестве предпринимателя я побывал на Кубе. Это была первая российская туристическая экспедиция после того, как Куба приняла решение о восстановлении отношений с Россией и развитии сферы туризма. Я возил туда группу туристов из Москвы. Бывал и в Чили, Аргентине, Израиле, Китае, Австралии и других странах.
– Где больше всего понравилось?
– Хорошо в Австралии. Очень хорошо. Я ездил туда по вопросам бизнеса. И в этой стране меня поразило отношение к своим гражданам. Там всё сделано для того, чтобы не вредить природе и людям. Если есть какое-то вредное производство, то они стараются вывести его за пределы страны. Очень хорошо было в Чили после того, как там к власти пришел Аугусто Пиночет. Когда Пиночет стал президентом, он собрал вместе больше тысячи человек – воровских авторитетов. И потом они куда-то исчезли. После этого в стране была просто идиллическая атмосфера. 10 лет жители не закрывали двери на замок и окна. Половина женщин водили автомобили. На улицах было идеально чисто вне зависимости от того, зима это или лето. Мне очень понравились эти страны. Хотя в Австралии, конечно, немножко стабильнее государственное устройство.
– Во времена СССР не очень-то поощрялись активные передвижения граждан за пределы страны. Как удавалось обходить запреты?
– Действительно, мне удавалось это делать. Однажды удалось даже договориться о том, чтобы американо-советская экспедиция приехала в закрытый еще Красноярск. Учитывая то, что я руководил строительной фирмой и ремонтировал тир для КГБ, у меня появились личные контакты, и я добился того, чтобы иностранцев пустили в город. А в начале 90-х годов, когда всё уже было нормально, я как глава «СОЛО-ПОЛЮС» арендовал теплоход «Антон Чехов» на время всей навигации. Тогда удалось впервые принять на борт теплохода в Красноярске свыше двадцати представителей кино- и телекомпаний Италии, США, Франции, Скандинавии. Был обкатан полноценный туристический круиз с рыбалками на малых катерах, радиальными (по отношению к Енисею) полётами на вертолётах, высокохудожественной культурной программой. Фильмы прошли во многих странах мира, и многие последующие годы «Антон Чехов» обслуживал только иностранных туристов.
– Получается, что большая часть вашей сознательной жизни была так или иначе связана с путешествиями…
– Да. Был еще один замечательный период с 1970 по 1983 год, когда я жил в Донецке. Это период расцвета науки, когда в нее вкладывались большие деньги. И два раза в год мы тогда ездили отдыхать на Кавказ, в различные горно-лыжные лагеря зимой и альпинистские лагеря летом. Всё это удовольствие без проезда обходилось в 12 рублей на две недели. Тогда я не был таким большим по габаритам. А мои братья были альпинистами высокого класса, так что я с удовольствием проводил там время. В командировки тогда постоянно летал, поэтому для меня постоянное передвижение в пространстве было нормой. Даже когда сын второй родился, то я умудрился перевезти в одиночку восьмимесячного ребенка из Красноярска в Донецк. И я не уставал от дороги. К тому же я весьма положительно отношусь к употреблению спиртного, да и друзей много – это помогает в дороге.
– Вы повидали едва ли не весь мир, но Красноярску не изменили. Из чувства патриотизма или еще из каких-то соображений?
– Знаете, у меня даже мысли не было о том, чтобы куда-то переехать. Ведь в той сфере, где я работаю, нужны какие-то доверительные отношения. Я прекрасно понимал, что именно здесь у меня много друзей и знакомых, которые знают меня с положительной стороны. Я ведь несколько месяцев был помощником и у депутата Петра Романова в Государственной Думе Российской Федерации. Также входил в Союз кооператоров СССР и часто бывал в Москве. Там, в этом шумном и хитром городе, к сибирякам относились с уважением. Они знали, что в Сибири есть сырье, возможности и деньги. Поэтому там с нами считались, а вот у нас с москвичами – не очень. «Звание» сибиряка очень помогло мне в жизни.
– У вас много фотографий и картин на стенах. Коллекционируете?
– Я коллекционирую картины красноярских художников. Наверху у меня висит Тойво Ряннель, Александр Клюев. Раньше картин было больше, но родственники получали квартиры, и надо было их чем-то одаривать на новоселье. Плюс юбилеи разные, и в итоге многие вещи из своей коллекции я раздарил. Хотя и не жалею об этом. Кстати, к Тойво Ряннелю, который уехал всё-таки в Финляндию, я планирую съездить в гости. Там сильно развито изучение Арктики, существует огромное количество музеев, посвященных ей. Я повезу туда свои книги, фотографии, картины. На другой стене у меня висит подлинник литографии, которую создал Фёдор Конюхов. На ней изображен японец Наоми Уэмура – первый в мире человек, дошедший в одиночку до Северного полюса на собачьей упряжке. Фёдор, по сути, стал продолжателем его дела. Он побывал в одиночку на обоих полюсах, поднялся на все высочайшие вершины мира.
– Чем лучше заниматься на пенсии?
– Сейчас я всё равно продолжаю работать. Мне очень помогает то, что к тому моменту, когда надо было уходить на пенсию, у меня оказалось столько друзей, личных контактов и всевозможных материалов, что я не остался за бортом жизни. Теперь моя квартира одновременно является и моим офисом. И в этом плане мне достаточно комфортно живется. Пусть даже и каких-то особых доходов нет. Что ценнее оказалось для общества и близких? Книги, монографии, сотни научных и публицистических статей, изобретения, научные степени и звания – или кооперативная, предпринимательская и менеджерская деятельность? Сейчас же я пока занимаюсь только арктической тематикой. Готовлю десятитомник «Библиотека приключений за Полярным кругом».