Тойво Васильевича Ряннеля можно назвать историческим событием в жизни нашего города и края. Имя великого художника стоит в одном ряду с такими известными земляками, как Василий Иванович Суриков, Виктор Петрович Астафьев. Мастер с мировым именем хоть и является сегодня жителем северной Финляндии, но по-прежнему участвует в престижных европейских биеннале от российской стороны. Тойво Ряннель в свои юбилейные 85 лет удивительно активен, молод душой и, как признают эксперты мира искусства, даже еще более талантлив. Если, конечно, у таланта есть степень… Общение с Тойво Васильевичем – настоящий подарок для журналиста, прикосновение к чему-то священному, к большой истории края, страны. Ряннель – живая её легенда, как ни пафосно это звучит. Новенький альбом-каталог с репродукциями знаменитых картин художника выпущен как раз к его 85-летию. В этом альбоме Тойво Васильевич выступает не только как мастер кисти, но и как замечательный публицист, поэт. «Сегодня я смотрю на всё как бы с новой высоты, – пишет он, – с высоты своих 85 лет, которые благосклонно даровал мне Создатель, помогавший на всем пути сохранить негаснущей ту живую искру творчества, что он вдохнул в меня при рождении. …Мне дорого всё, что я сделал, хотя повторить снова это у меня не хватило бы мужества».
Корреспондент «Конкурента» встретился с Тойво Ряннелем за несколько дней до его отъезда на родину, в Финляндию.

– Тойво Васильевич, почти месяц вы в Красноярске, состоялась ваша юбилейная выставка, было множество встреч, десятки интервью журналистам, путешествие по районам края. Какие впечатления, ощущения от всех событий, от Красноярска?
– Значит так. Начну, что называется, с начала. Последние десять лет я живу и работаю в Финляндии. Мне часто задают вопрос: почему я уехал? В этом вопросе чувствуется недопонимание, может, даже укор. Но на то были объективные и понятные причины. Моей дружбы с Сибирью переезд никак не умаляет. В Финляндии мы живем свои кругом, там существует русская диаспора. Финское общество достаточно закрытое, финны не очень стремятся общаться с «чужими». А среди таких же репатриантов я чувствую себя вполне комфортно, мы часто встречаемся. И в честь моего 85-летия русское общество устроило ряд небольших передвижных выставок по музыкальным и художественным школам города Ванда. Далее выставка переехала в Санкт-Петербург, где была открыта экспозиция из около 80 моих картин и акварелей. В сентябре выставка была открыта уже в Томске, а в конце октября – начале ноября – в Красноярске. Это стало одним большим мероприятием ко дню рождения. Далее часть картин из состава выставки поедет по городам края: договор заключен на целый год! А я уже скоро отправляюсь назад в Финляндию, где мне предстоит офтальмологическая операция. Есть и другие хозяйственные заботы. Что касается впечатлений… Я пять лет не был в Красноярске. И когда приехал, то испытал самые приятные ощущения, поверил в будущее нашего города и общества в целом. Ведь если строятся такие красивые дома и мостятся улицы (по всему городу хорошие тротуары!), чего давно уже не было, значит, есть надежда. Модное новое строительство меня очень впечатляет. Современное, с хорошим вкусом. Еще меня потрясла дорога Томск–Красноярск: раньше все «цепи» порвешь, пока доедешь. А сейчас сел в такси – и всё гладко. Но вот что меня удручает, так это тот факт, что в XXI век мы переехали вместе с нерешенной транспортной проблемой. Много автомобилей, узкие дороги. Впрочем, и в Европе есть такие проблемы. Я не знаю, когда же они будут решены. Метрополитен вряд ли тут поможет.
– В искусстве у нас больше достижений, чем в экономике?
– Пять лет назад, в 2001 году я в ходе одного телевизионного интервью сказал корреспонденту, что к 85-летию сделаю выставку. Небольшую... А получилось, что я перестарался: выставка масштабная, она привлекла очень широкое внимание. Товарищи-художники признали, что я продолжаю расти, что нет никакого движения вниз, только вперед. В моем возрасте это очень важно знать. Тут я еще узнал, что мои земляки считают меня знаменитым. Я думаю, что все не так на самом деле: можно блистать по всему свету, что я как раз и делаю с выставками, но это совершенно не значит, что у меня есть и десятая доля «дурной» славы Сальвадора Дали или Пикассо. Да, меня знают в России, в Японии, в Финляндии. И в наш век, в котором искусство никому не нужно, это уже много. В последнее время я выступаю на многих международных выставках и биеннале от России, от Красноярской организации художников. Кстати, наши земляки очень достойно выглядят на международном уровне. Когда я приехал, издательство «Платина» выпустило мою книгу «Поэты свинцового века». Эта серия выходила при журнале «День и ночь». В ней на 90 листах мои стихи, наиболее драматические из моего небольшого творчества, о судьбах моей семьи, – ведь многие мои родственники были расстреляны в 1937 году, и сам я 52 года был ссыльным, до момента реабилитации Указом Ельцина. Почему-то мы, ленинградские финны, были опасной нацией для тоталитарного государства, нас боялись и потому уничтожали.
– Трагическое время как раз выпало на ваши детские годы…
– Мне вспоминается, как в 1939 году с Карельского перешейка выгнали 500 тысяч крестьян, землю запоганили, а пограничный торговый Выборг стал городом проституток, наркоманов и прочая. Прервались связи между среднефинляндским промышленным районом, по каналу перестал ходить нормальный транспорт с лесом. Карельский перешеек превратился в помойку. После войны на этих землях еще пытались сделать пионерские лагеря, совхозы, а во время перестройки люди бросились на другие, более важные дела, чем поруганная земля. Я думаю, что не всё так плохо, что Россия очухается. Через искусство, через воспитание талантливых детей. Но, как сказал один товарищ, «культурку хавать не будешь, нужно сперва посеять хлеб». Хотя историю страны мы знаем как раз по иконам, монументальным росписям, архитектуре. Так что от искусства нам никуда не деться. Прав был Аристотель, который сказал: «Искусство покорит политику», и еще Фёдор Достоевский, когда решил, что красота спасет мир. Мы верим в искусство.
– Какие имена в современной культуре для вас наиболее значимы?
– Здесь вопрос абсолютно прозрачен: для меня по-прежнему остаются авторитетными люди смелые и умеющие. Таким был уважаемый мной человек, он из тех русских скульпторов, которые на свои деньги ставили монументы репрессированным людям на Урале и на Колыме. Эрнст Неизвестный. Не знаю, живет ли он сейчас в Штатах или Москве. Он работал некое время в Мексике. Этот скульптор своими работами вынес славу и честь России за ее границы. Он автор памятника Хрущёву, хотя это неоднозначная личность. Когда Рада Никитична Хрущёва-Аджубей обратилась с просьбой поставить памятник отцу, никто в брежневском обществе не собирался увековечивать память о нём. Неизвестный, отказавшись от вознаграждения, решил сделать памятник и сделал: черно-белым, как его жизнь. Эрнст Неизвестный сегодня на виду у всего мира. В продолжение разговора о скульпторах хочу сказать, что Зураба Церетели, президента Российской академии художеств, я не считаю великим художником, – он хороший организатор, принял активное участие в сохранении академии. Мой великий друг – Виктор Петрович Астафьев – один из почитаемых во всем мире людей. Он был откровенен всегда, ничего не скрывал – ни своих неудач, ни достижений. В этой искренности было величие человека. Ведь сегодня мы научились, простите, врать и воровать, развелось много партий, идет межпартийная возня. Но даже в такой ситуации один честный человек, такой, каким был Астафьев, мог многое сделать, изменить мир к лучшему. Ведь не просто так наши вожди – Горбачёв и Ельцин – ездили к писателю в Овсянку, чтобы получить доброе напутствие. Хочу отметить, что классики, личности такого уровня, как Виктор Петрович, тоже иногда ошибались, говорили резкие слова. Астафьев враждовал с нашим генералитетом: он считал, что маршал Жуков побеждал там, где было большое превосходство наших сил над противником, что он не берёг людей. Писатель обвинял командование в уничтожении генофонда нации, говорил, что ответственность за это перед богом и партией лежит целиком на герое Жукове.
– Но и держится жизнь российская тоже на героях…
– Я расскажу такую историю. Одно время я работал геодезистом в Северо-Енисейском районе Красноярского края. Он напичкан небольшими посёлками, они очень раздроблены. Управлять таким районом, наладить жизнь людей непросто. Но убрали человека, первого секретаря райкома партии Ишмурата Гайнутдинова. Он с работой хорошо справлялся, но почему-то не подошел кому-то. Дела пошли плохо, и люди обратились к нему с просьбой вернуться. Он сказал: «Я вернусь, если мне дадут единоличную власть». Был бы на его месте узурпатор, завалил бы район. А этот человек поднял его. Поселки, где прекращалась добыча золота, нужно было спасать. В итоге Гайнутдинов решил распределять доходы от промышленных объектов и рудников между всеми населенными пунктами. Не воров и жуликов нужно ставить у власти, которые хапают, а мы стесняемся спросить: откуда у вас эти миллионы? Товарищ Ишмурат таким же мальчишкой, как и я, был выслан из Казани, прошел все круги ада. И оказался деятельным человеком, достиг успеха.
– Какой период в вашей большой жизни наиболее приятно вспоминать?
– Шестидесятые года, начало. Мне удалось выставить такие картины, как «Горные кедры» и «Рождение Енисея». Я стремился показать, подкрепить картинами мужество, сильный характер сибиряков. Эти работы были официально напечатаны огромными тиражами. Я недавно видел репродукции моих картин в городской библиотеке, в других учреждениях. Мне было многое дано тогда свыше, хотя еще и сорока лет не исполнилось… Тот период я с теплотой вспоминаю. Дочь Лариса была уже большая девочка.
– Получив большое признание в России, тяжело было отсюда уезжать?
– Знаете, когда я узнал, какой размер пенсии мне назначили, то испугался. Мне бы не хватило ни заплатить за квартиру, ни семью прокормить. Тогда я решил попытаться восстановить свои права на недвижимость, которую отобрали у нашей семьи в ссылке в 1931 году. Но выяснилось, что нужны справки. Но когда нас ночью прикладом выгоняли из жилья, справки никто не давал. Оказались мы бесправными. Мне посоветовали воспользоваться предложением президента Финляндии о возвращении в страну финнам из мест ссылок. А я даже не знал, что меня приглашают! Решил, поеду и посмотрю. В итоге 10 лет мы уже прожили и палец о палец не ударили в бытовых вопросах. Всё работает, за квартиру идёт оплата, ни разу никто не ограбил, не обматерил. В Финляндии правит закон. Все его чтут. И хотя правительство платит мне только как пенсионеру, я самостоятельно оплачиваю свою мастерскую из пособия. Хочу еще работать и работать.
– Следите за политическими событиями в России?
– С большой тревогой смотрю на положение страны на международной арене. Очень жалко, что мы не можем ничего вразумительного сказать против исламского терроризма. Мы боимся их вождей, но нельзя искать друзей среди тех, кто считает русского собакой. Необходимо признать, что они наши враги. Не прощу их за нашего великого писателя Грибоедова, служившего послом России в Персии. Его зверски убили в Тегеране. Тогда фанатики вырезали всё российское посольство. Вместе с соотечественниками Грибоедов разделил горькую судьбу. Что касается внутренней политики, то мне не очень нравятся некоторые партии. Дмитрий Рогозин – просто фашист, его нужно было не просто выгнать, а вместо Ходорковского посадить. Недавно он был в Красноярске, искал активную оппозицию президенту Путину. Как он смеет? И кто за ним пойдет? Я, конечно, уже в выборах не участвую, но меня беспокоит будущее России. Кроме Путина, я не вижу ярких лидеров. Думаю, он обязательно после своего строка останется в политике.
– Тойво Васильевич, путешествовать продолжаете?
– Мне сейчас трудно путешествовать становится. Но недавно мы с Марией объехали города Западной Европы. Начиная с Германии, потом Голландия, где впервые при солнечном свете, а не в тумане, увидел Амстердам. Следом во Францию, в Шербур, в Испанию, Португалию и Гибралтар. Там температура – плюс сорок. А наша Лапландия – север, но особый. Везде шоссейные дороги, хорошие гостиницы, подземный музей Деда Мороза, царство вечной мерзлоты. Очень много приезжает к нам миллионеров в этот музей, за модными шерстяными вещами, которые в Лапландии производят. Я часто езжу в Эстонию, в Таллин по делам. Но плохо то, что с моим русским паспортом виза стоит больше, чем билет. Мы ездили и по Скандинавии, Норвегии, Швеции, Дании – по музеям. Есть такое восьмое чудо света в Осло – музей Густава Вигеланда. Это наиболее часто посещаемый, крупнейший парк, насчитывающий около 200 произведений великого скульптора. Уникальные работы представляют историю психологического развития человечества. Для меня собрание музея стало величайшим открытием. По-новому я осмыслил многие обычные вещи. Японцы над некоторыми композициями смеялись, а я, наоборот, ощущал трагизм. Скульптуры повествуют, заставляют размышлять, философствовать. Парк Вигеланда дает туристической отрасли Норвегии больше, чем вся норвежская рыба. Музей работает круглые сутки.
– Как планируете в дальнейшем приезжать в Красноярск?
– К счастью, в последнее время мое эмигрантское положение несколько улучшилось. Если раньше я приезжал к своим товарищам в Ленинград на десять дней, то за этот срок мне не выплачивали пособие, не платили за квартиру. Сейчас я имею право, ничего не теряя, три месяца работать в Красноярске, ходить на этюды и так далее. Этого мне хватит на год впечатлений. А насовсем вернусь, когда в России будет построен коммунизм и у меня появится большая ложка. И пенсия не будет зависеть от инфляции. В Финляндии государство меня кормит, картины я пишу общечеловеческого масштаба, поэтому ими будет гордиться как Россия, так и заграница. Я убедился, что меня любят в Красноярске. Приехал, а на меня смотрят, как на Гагарина!..
– В Лапландии природа также хороша?
– Там хороши отели, сервис, есть международный аэропорт. Оборудованы специальные места, обсерватории, где можно снимать полярные сияния. Но нельзя разводить костры где хочешь.
– Журналисты проявляют к вам интерес в Финляндии?
– Кстати, там про меня сняли телефильм. Я думал, он о творчестве, а они рассказали историю о том, как не нашел я на родине себе приюта. Социальный, интересный фильм. Кроме меня там снималась и девушка-эмигрантка, у которой есть дети, есть профессия. Но она не может себе найти работу в Финляндии. Вывод авторов печален: старик, понятно, не годится, а почему молодая женщина без работы? Вот упрек такой власти, министерству соцзащиты и чиновникам, курирующим вопросы эмиграции. Много негров сейчас живет у нас. Спасли от расправы семьи сомалийских негров: дали квартиры, вежливо все относятся. Но я не хочу, чтобы мой высокий, белобрысый, голубоглазый финский народ оказался вдруг африканским. Еще одна не очень перспективная особенность политики страны: очень эмансипированные женщины, которые имеют больше прав, чем мужчины.
– Неужели дамы верховодят?
– Они могут очаровать мужчину, выйти замуж, а через два года лишить его квартиры. У всякого общества есть свои гримасы. Казалось бы, эмансипацию женщин стоит только приветствовать. В Финляндии эта свобода случилась раньше всех в мире. А что получилось на деле? Убийство молодых мужчин. Мужика легко можно на бобах оставить. Одинокие даже боятся женщин приглашать пожить с ними, боятся, что самим в итоге придется уйти из дома.
– Вы упоминали, что продолжаете писательский труд?
– Работаю над книгой воспоминаний. Дело в том, что никто из моих товарищей-художников ничего не написал, а я остался последний из могикан, который хорошо знает материал. Я собираюсь отдать часть своей мастерской. У нас членов Союза художников – около двухсот, а мастерских значительно меньше. Приходится им тесниться. Не строят сейчас галереи, нет сегодня у губернатора проекта возрождения культуры, при случае я стараюсь об этом сказать.