Его знают все. Для нашей большой/малой родины – Красноярья – это правда. Его не знает никто. И это тоже лишь малое преувеличение: являясь фигурой в высшей степени публичной, на личную жизнь наличность души прилюдно он не расходует никогда, легко при этом оставаясь самим собой.

Алексей Клешко – из тех же редчайших удальцов-молодцов, которые могли бы и «Спокойной ночи, малыши» вести, и «Человек и закон» в Москве продюсировать. Понятие «харизма» появилось у него задолго до появления данного слова в русскоязычных фолиантах. Да и депутат он – настоящий. Для меня это ясно стало, когда случайно от одного бедолаги из Манского района я услышал благодарные в его адрес рассказы о том, что только Алексей Михайлович на их беды и откликнулся, помог старикам и словом, и делом. Подробностей не помню, только искренность рассказчика.

Мы с ним давно знакомы, поэтому в канун Дня журналиста два журналиста решили обойтись без неуместного выканья. И экивоков.

– Алексей, сейчас в России святки, колядки и прочие волшебные безобразия. Вот и вопрос первый – из области гаданий. Чего, по-твоему, на земле грешной всем нам недостаёт?

– Хочется, очень хочется, чтобы в мире было больше доброты. Я наблюдаю за происходящим – и ведь очень многое на самом деле в жизни меняется и к лучшему. Но это всё уничтожается такой чёрной злобой, таким равнодушием к ближним! Я готов понять очень многих: кому-то в какой-то момент действительно плохо. Но почему, если тебя, к примеру, бросила девушка, обязательно нужно перевернуть урну на улице? Почему нужно написать матерное слово в подъезде? Почему, если ты просто идёшь по улице такой угрюмый и считаешь, что если у тебя фиговое настроение, то нужно всем его тоже испортить? Заметь, как мало у нас единения в радости. Единения в злобе – огромное количество. И единения в праздности. Подчёркиваю, не в праздники, а именно в праздности. Как не вспомнить любимую Фаину Георгиевну Раневскую, которая, помнишь, обняла двух актрис в коридоре: «Против кого дружим, девочки?» А можно ли вообще объединяться не «против», а «за»? А можно ли держать какой-то позитив в своей жизни? Мне кажется, что такие люди – добрые, позитивные – есть рядом с нами, но почему-то не они герои нашего времени. А доброты не хватает всем. Всей земле нашей её не хватает. Я вот думаю: наша земля радуется тому, что с ней люди творят? Какие здания они на ней строят, какие дороги прокладывают… Нравится ли воде нашей, сколько мы туда всего сливаем? Нравится ли людям, как мы друг с другом обращаемся? У меня есть подруга, в Москве живет, Зоя Ерошок – очень известная, талантливая журналистка, «золотое перо России». Мы с ней как-то сидели в одной компании и обсуждали ситуацию вокруг Ходорковского – как раз когда его посадили, – и кто-то сурово так изрекает: «А что вы хотите? У нас народ не любит богатых, поэтому все одобряют то, что его упекли». А Зоя пишет как раз не об олигархах, а о простых людях, очень много и хорошо пишет. И она взорвалась: «А кого у нас вообще любят? Ну ладно, богатых не любят, а кого любят? Инвалидов любят? Сирых любят, бедных любят? Покажите, кого у нас любят!» Вот в этом смысле любовь и доброта – это то, чего хотелось бы как можно больше в мир наш добавить. Это те краски человеческих отношений, которых много не бывает.

– С чего начать массовое производство доброты? – такие вопросы разве что в советских мультфильмах задавались.

– Можно с самого простого попробовать. К примеру, не начинай с того, какой у нас хороший президент, а скажи, какой у нас хороший дворник во дворе. Скажи это другим и ему самому. Не забудь сказать спасибо конкретному живому человеку, который делает искренне, честно, профессионально своё дело. У нас же – если только кто подвиг совершит, тогда мы ему скажем спасибо. А если тот же дворник каждый день делает честно своё дело и поэтому вообще не нужны такие «подвиги» – гигантские субботники, чтобы очистить от грязи свой собственный двор… Вот ты говоришь: с чего начать – с материального или нет? Самое устойчивое общество – бедное общество, это же известно. У нас даже если в соседние регионы заглянуть – где бедней живут, там и устойчивей политическая ситуация. Кемеровчане завидуют огромному количеству наших социальных программ, но при этом благодарят своего Тулеева за то, что есть хотя бы то, что есть. Это просто один пример. Их на самом деле много, поэтому я не думаю, что повышение нравственности в обществе напрямую связано с достатком. Более того, к сожалению, я вижу, что иногда люди с достатком – как раз не очень добрые люди.

– Просто с младых ногтей родители должны учить своё чадо хорошему, доброму. Хотелось бы в этой связи вспомнить маленького Алёшу Клешко, его маму, его папу...

– У меня просто замечательные родители. Я им очень благодарен. Они у меня оба железнодорожники, работали в системе трансстроя, обеспечивали перевозку грузов по фактически временным сооружениям к большим стройкам. Они приехали на строительство трассы Абакан – Тайшет, возили грузы для Красноярской ГЭС, потом для Саяно-Шушенской. Мне очень приятно, что в этих больших индустриальных махинах, которые являются олицетворением грандиозного человеческого созидания, есть и труд моих родителей. У меня и отец, и мать – самые настоящие трудоголики. Я вот с детства помню, что такое вертушки, хопры-дозаторы… Отец был главным инженером ОВЭ «Абакантрансстроя», мать там же работала, и всё это постоянно, до ночи, по телефону обсуждалось, диспетчеры все время звонили отцу, у межгорода особо громкие звонки были. Но я благодарен родителям и за то, что когда выдавалось свободное время, мы на отцовском «Москвиче» объездили практически весь юг края, Хакасию, путешествовали по озёрам, по лесам. А собственно воспитанием моим занималась бабушка Татьяна Александровна – человек очень тяжёлой судьбы, в которой отразилась эпоха. До революции жила она в обеспеченной семье, а потом всё перевернулось… Интересно, кстати, как они с моим дедом поженились: он учился в сельскохозяйственном техникуме на агронома, она – в педагогическом. Они в загс сбегали на перемене, а свидетелей нашли на улице. Ты представь изумление свидетелей, когда брачующаяся пара расписалась, молодые надели кольца друг другу и разбежались в разные стороны, она на свои занятия, а он – на свои! Бабушка моя всю жизнь проработала учительницей. Во время войны – муж на фронте, она с детьми в Забайкалье, где очень суровый климат, и Татьяна Александровна, понятно, не только в школе преподавала, но и, как все женщины того периода, для дома дрова сама в лесу заготавливала, летом, во время школьных каникул – на полях совхозных работала…

– Тому поколению действительно – на десять жизней хлопот досталось.

– В своё время, знаешь, у меня было сочинение в школе, на конкурсе я за него получил первое место: «Судьба семьи в судьбе страны». Вот это, действительно, правда: судьба нашей семьи – это трудовая судьба нашей страны. Я думаю, что так у многих. И повторю: я очень благодарен своим родителям. Отец, Михаил Алексеевич, такой суровый, а мама, Екатерина Серафимовна, добрая-добрая…

– У деда с бабушкой любовь, видимо, неслабая была, раз на перемене в загс побежали.

– Думаю, что так. Но дед мой умер ещё до моего рождения, и я его не видел. А другого деда – по отцовской линии – расстреляли еще в тридцатые. Его семью раскулачивали три раза, и на третий раз его расстреляли, на Украине всё это происходило. А на самом деле они не кулаки были. Жила очень большая семья, никаких батраков у них не работало, просто люди трудом своим зарабатывали. Отец много рассказывал, как было за это всё обидно и страшно. Я отчётливо представляю картину, как маленький ребёнок приходит после первого раскулачивания в школу и видит других детей, из гораздо менее трудолюбивых семей, в своих рубашках, в которых ещё сам вчера ходил. И пойди объясни ребёнку после этого, что такое мировая революция. Подчеркну, что это была семья не с чрезмерным достатком, а просто такая крепкая, трудовая, дружная.

– Вот ты рос, узнавал все эти ужасы о репрессиях, воочию видел, что слова руководства страны с делами расходятся, что «всё не так, ребята!». Я в то время антисоветчик был убеждённый. А ты как?

– Трагическое прошлое наших родственников было где-то глубоко внутри семьи спрятано. Честно сказать, я до определённого момента ничего об этом не знал и даже ни о чём не догадывался. Бабушка умерла уже после перестройки, но она, мне кажется, не верила в неё никогда и очень не хотела, чтобы страшные истории нашей семьи могли как-то негативно повлиять на биографию моего брата, моей сестры, на мою. И обо всём этом долгое время в семье не рассказывалось. Возможно, ещё и поэтому не было у меня в душе ничего антисоветского. Я, кстати, и сейчас считаю, что мы могли бы гораздо более спокойным путем прийти к рынку – без тотального демонтажа тех социальных систем, которые, с моей точки зрения, просто необходимы. Ну, например, зачем разрушали пионерскую организацию?

продолжение на 3 стр.