«Конкурент» беседует с известным российским джазменом.

Сергей Беличенко – из тех людей, род деятельности которых трудно назвать одним словом. Он играет джаз и организовывает концерты, пишет книги и издаёт диски, ведёт радиопередачи и читает лекции. Но для меня Сергей Андреевич – просто тихий джазовый ангел. Он поселился в Новосибирске. Теперь у этого города есть своя музыка.   

– Свой первый фестиваль джазовой музыки вы организовали еще в конце 60-х. Как вам удалось «пробить» такое спорное с идеологической точки зрения мероприятие?

– Этот городской фестиваль прошел в 1965 году. Я только инспирировал. За то, что всё получилось, огромное спасибо старшим товарищам – Володе Виттиху, лидеру ансамбля, в котором я тогда играл, и Андрею Гинзбургу. Но решение «пущать или не пущать» принимали служивые идеологического отдела обкома КПСС и Министерства культуры на свой страх и риск. Мы тогда смогли доказать властям, что в нашей музыке нет ничего опасного. Я очень подробно описал становление джазовой школы в Сибири, в том числе и в 60-е, в своей книжке «Синкопы на Оби» – рекомендую. 

– Как поживают звёзды советского периода? Благодаря вашим стараниям новосибирцы регулярно ходили на их концерты в 90-х, теперь Ибрагимов, Гайворонский, Садыхов, Вапиров в Сибири редкие гости…

– Всем им уже 60, все где-то играют, только Тахир Ибрагимов (выдающийся барабанщик, движущая сила ансамбля «Бумеранг». – А. В.) не дожил до шестидесяти – умер в позапрошлом году. Большие гастроли сегодня действительно организовать сложно, да и публика теперь более избалованная – без агрессивной рекламы просто не услышит, кто и когда приезжает. Поэтому, видимо, часто говорят, что лучшие российские музыканты давно живут на Западе. Может быть, семьи у них действительно обитают в Европе, но за деньгами они приезжают в Москву и Питер – здесь время от времени концертами можно заработать хорошие деньги. Ведь в России они остаются звёздами первой величины, а за границей хватает своих самых-самых. Если российские бизнесмены дают деньги второстепенным неграм, почему бы не забрать их ангажемент лучшим российским белым?

– Вы ощущаете свой возраст? Кажется, совсем недавно вы очень шумно праздновали своё 50-летие, 55 отмечали тихо, а 60 – будто бы и совсем не отмечали. Говорят, что человек, который занимается любимым делом, не стареет. Это правда?

– Действительно, мне уже 60 – круглую дату я отметил в кругу друзей, скромно, достойно, трезво. Так со мной тоже бывает! Я считаю себя абсолютно свободным человеком: выкиньте меня на необитаемый остров – я и там счастливо выживу. Я многое умею и знаю! В чём ценность советского образования, так это в исчерпывающем багаже знаний. Сделаю барабаны и буду петь под луной. Вот такой я – блаженный!

– Можно ли сейчас по примеру самого уважаемого в постсоветские годы музыкального журнала «Джаз» определить лучших инструменталистов российского джаза?

– Да не бывает лучших – все разные. В России, по моим подсчётам, всего 250–300 музыкантов, из которых к мировому уровню или, если хотите, к европейскому стандарту приближается буквально сотня. Из них можно вычленить только 3–4 десятка тех, кого не стыдно выставлять в любом составе на любом уровне. Конечно, подрастает смена, причем в Новосибирске очень сильная школа – на эстрадно-джазовом отделении музыкального колледжа трудятся 17 педагогов, учатся 75 студентов! Мне кажется, назрела необходимость переориентации колледжа из универсального в джазовый. Уверен, в него на коммерческой основе поступали бы страждущие со всей России.

– Получается, джаз на подъёме?

– Смотря с чем сравнивать. Вы сами понимаете, что в последние годы в России произошла катастрофа с музыкальной культурой. Пока об этом никто не думает и не стремится тратить на поддержку настоящего искусства деньги. Схватятся за головы потом, когда по улицам будут ходить обезьяны. Сейчас, чтобы остановить падение вкусов и нравов, нужно очень сильно постараться. Даже не знаю, можно ли исправить положение, скажем, введением этической цензуры на телевидении или ещё какими-то экстренными мерами. В этой ситуации джазовые музыканты оказались в выигрышном положении – мы уже закалились в многолетней борьбе за выживание. (Смеётся. – А. В.) «Классикам» и «народникам» до последнего времени удавалось работать, не ища компромисса между «потребой дня» и искусством. Но с каждым годом государство всё меньше внимания уделяет работникам культуры. Кстати, в своей новой книге я затрагиваю такой своеобразный феномен – при всех подчас жестоких изворотах судеб джазовых музыкантов в советское время, СССР был единственным государством, где джаз поддерживался на государственном уровне. Кто 70 лет назад содержал государственные оркестры, записывал в студии и выпускал пластинки оркестра Кнушевицкого, Цфасмана, Варламова? Не абрамовичи, а государство. Конечно, многие чиновники тогда просто не понимали, что издают, а джаз постоянно мимикрировал – его тогда ещё трудно было уличить в «антисоветчине». В наше время ситуация с джазом не такая уж плачевная. Просто в русле нынешней жизни социальный уровень джазменов растёт значительно медленнее, скажем, потребительского статуса строителей или риелторов. Но у академических музыкантов он растёт ещё медленнее.

– Мне кажется, музыканты спускают все деньги на диски…

– Я покупаю диски в американском интернет-магазине, с доставкой на дом они обходятся мне в 6–10 долларов. Это пластинки из категории «я попробовал и сдал», но в идеальном состоянии. Меня устраивает. Не поверите – наступил лучший период моей жизни. Сегодня я имею возможность слушать, что хочу, и видеть, что хочу, причём не выходя из квартиры. У меня достаточно друзей по всему миру, они шлют мне диски молодых исполнителей, подписанные на всех возможных языках – от иврита до китайского, сбрасывают через интернет текстовые и видеоматериалы о самых маленьких и малоизвестных фестивалях! Всё идёт к тому, что компакты будут собирать, как почтовые марки. Только почтовые марки – чисто графическое удовольствие, а тут ещё и практическая польза заложена – сиди и слушай. 

– Было время, когда вы ходили с дипломатом Belichenko и выглядели как успешный бизнесмен. Вы можете про себя сказать, что вы не только музыкант, организатор джазовой жизни и её историк, но и предприниматель? Какое было ваше самое выгодное дело?

– Возможно, только один раз, когда я выгодно торговал противозачаточными средствами (марвелон, ВМС и так далее), а на прибыль содержал радиостанцию «Ермателль», где наслаждались творческой свободой до 60 персон. Нет, бизнес не для меня! Я всю свою жизнь весьма пренебрежительно относился к деньгам. Это следствие моего советского воспитания, даже крупиц сталинизма, и я не стесняюсь этого. Главное, что я научился не воровать и не делать людям того, чего не пожелал бы себе. А в бизнесе всегда надо кого-то обмануть, раскулачить, разорить, замочить в сортире или в тёмном переулке. (Смеётся. – А. В.) Ну их к чёрту! Может быть, я и остаюсь наивным дураком, но опыт жизни в моей стране показал, что есть вещи, которые нельзя купить ни за какие «башли»!

– Вы часто рискуете собственными деньгами, выступая в качестве антрепренёра или издателя. Если брать только финансы – у вас положительный или отрицательный баланс? Сколько денег вы безвозвратно вложили в джаз?

– Сотни тысяч! И с финансовой точки зрения я полный банкрот! Вот в ноябре организовал концерт выдающегося трубача Сергея Проня в Большом зале консерватории. Выступил потрясающе, но мой убыток составил 25 тысяч рублей. Конечно, это ударило по карману советского пенсионера Беличенко. (Смеётся. – А. В.) Хотя джазмены никогда не были особенно богаты. Среднестатистическая зарплата джазмена и на Западе (по основному профилю, все же ещё преподают и подхалтуривают) меньше 75 тысяч долларов в год. Врачом, юристом, журналистом быть значительно выгоднее.

– Вы никогда не жалели, что оставили довольно успешную врачебную карьеру?

– Я теперь и себя не жалею, и других пинками заставляю играть эту музыку, прелесть которой не осознают даже на родине джаза. Все делают «бабки»! Может быть, как ни печально, я не состоялся как врач-акушер, а это великое мастерство. Но если обобщать, я совершенно счастлив. Прежде всего потому, что в нашей проблемной стране мне во все времена удавалось делать то, что я хотел, и это приносило мне истинное наслаждение. А когда за это мне давали ещё и копеечку... Количество рестораций, в которых востребована джазовая музыка, потихонечку растёт. Мы нашли приют в очень уютном новосибирском гриль-баре «Республика». Здесь два раза в неделю проходят полноценные концерты – не хуже тех, что когда-то бывали в Малом зале филармонии. Только всё это в свободной, необязательной обстановке. Неудивительно, что на эти концерты валит молодежь.  Это не моё мнение, но получился самый настоящий джаз-клуб мирового масштаба, с соответствующей публикой, атмосферой, что очень нравится музыкантам. Ведь джаз – искусство коллективное и предельно коммуникативное. Знать и видеть, что ты кому-то нужен, это тоже элемент состоявшейся карьеры. Недавно ко мне пришёл директор ресторана «Вкусный мир» и сказал: «Хочу, чтобы и у меня тоже играли джаз». Теперь мы играем и там. Есть предложения и от «Бродячей собаки» и других новосибирских клубов. Если на каждом углу будут играть на саксофонах, я смогу спокойно уйти на пенсию. Займусь тогда разведением растений. Мечтаю на старости лет завести оранжерею. Там будут летать попугаи, а я – буду слушать музыку.

– Вы сказали, что в России чуть больше сотни состоявшихся джазовых музыкантов, которых можно «показывать» на европейских фестивалях. Какая доля этих музыкантов постоянно живет в Новосибирске? Пожалуйста, расскажите – как архивариус новосибирского джаза – об их нынешних проектах. 

– То, что, «перебежав» на Запад, тут же станешь звездой, – глупый миф. Сколько уехало – и всего двое стали звездами: басист Боря Козлов и трубач Александр Сипягин. В настоящий момент в Новосибирске проживает, работает и никуда не собирается «линять» около двух десятков самодостаточных джазменов. Не путайте с джазоманами! Из них 15 человек – педагоги джазового отделения Новосибирского музыкального колледжа имени Аскольда Мурова. Эти музыканты плюс несколько вольных художественных птиц – Денис Никитин, Николай Панченко, Владимир Кирпичёв, почти все солисты оркестра Владимира Толкачёва и он сам, разумеется, Дмитрий Аверченков, Владислав Третьяков, Александр Султанов – составляют основной костяк новосибирского джаза. Четыре джазовые дамы – Наталья Соболева, Елена Сутормина, Татьяна Сиднева, Виктория Чековая – преподают джаз совсем молодым. Плюс музыканты и члены других оркестров составляют единую джазовую общину в 50 человек. Это немало для российского провинциального города, и это – невероятно. Такое же количество джазистов имеется в среднестатистической европейской стране. 

– Есть ли среди них те, кто, как в лучшие времена, готовит авторские программы, играет авторскую музыку, записывает «концептуальные» альбомы?

– Большинство наших музыкантов, естественно, предельно загружены не столько преподаванием или созданием концептуальных записей, сколько собственными концертами. Да, далеко не все они выдержаны в джазовых традициях! Приходится работать и в рок-, и в этно-, и в клубных вариантах – это законы рынка. Слава Богу, мы пришли к тому, что джазовый музыкант может прокормить себя джазом, но это скромная прибыль. А хочется и пирожных! Отсюда такая всеядность! Но это же и благостно для мастерства – постоянное музицирование позволяет сохранять форму. 

– Расскажите о новых музыкантах, которые будут определять новосибирскую джазовую сцену в будущем.

– Я делаю ставку на Дениса Никитина, Евгения Суворова, Владимира Дружинина, Константина Молодцова, Евгения Голованова, Владислава Третьякова, Викторию Чековую, Яна Голюнова, Романа Хотчука, Кирилла Струца... Есть талантливая молодёжь и в других сибирских городах – Томске и Барнауле. Так, самый лучший трубач в городе на сегодняшний день – молодая барышня Екатерина Хрипунова. Это же вообще уникум! Ей срочно необходимо подразмяться пару лет в Беркли или Джульярде (ведущие джазовые школы мира. – А. В.)!

– Есть ли у вас ученики? Какие джазовые специальности в особенном дефиците – кроме традиционного «недобора» барабанщиков и гитаристов?

– Я не имею права преподавать игру на барабанах. Если бы я был уверен, что мне ещё удастся протянуть лет этак тридцать, – я сам поучился бы с удовольствием! Я могу только помочь советами из практики или написать «Пособие по философии игры на барабанах». Кстати, я преподаю на факультете психологии в НГУ цикл «Социокультурология мирового джаза», и мои лекции посещают 60 студентов: от геологов до гуманитариев.

– Какие джазовые пластинки вышли за последние годы на вашей студии ERMATELL RECORDS?

– Что-то выходит каждый год. Последние релизы – это альбомы Алексея Николаева, Вагифа Садыхова… А если брать историю рекорд-лейбла с момента создания в 1994 году, то получится внушительный список, больше сорока дисков таких мастеров, как Владимир Чекасин, Игорь Дмитриев, Аркадий Шилклопер, Давид Голощекин, Игорь Бутман, Бенни Голсон и Валерий Пономарев, Владимир Толкачев, Петр Ржаницын и многие другие. В прошлом году вышли два альбома: Романа Столяра с питерским саксофонистом Ильей Белоруковым и пролежавшая десять лет на полке «Страсть в душе священника» нашего квартета «Новое поколение» и ансамбля «Маркеловы голоса» Игоря Тюваева. 

– Вы ищете инвесторов или издаете их на свой страх и риск?

– Львиная доля вышла за мои кровные. Отсюда и вечные долги! Иногда находятся сердобольные люди, и какой-то проект спонсируется. Сейчас обозначилось что-то вроде кредитной линии, но я не хочу говорить о подробностях – в этом деле я безу-мно суеверен. Наболтаешь, и всё обязательно «гикнется»! Началось движение на Запад. Недавно на конкурсной основе одна из ведущих компаний по изданию мирового фри-джаза «АЙЛЕР Рекордс» выпустила диск «Танцы» нашего квартета с Володей Тимофеевым, Димой Аверченковым и Романом Столяром. Что-то аналогичное собираются предпринять в Германии и США. Фирмачей, правда, интересует только оригинальная, экспериментальная музыка. Традиционным и классическим джазом мир не удивишь.

– Вы закончили очередную книгу – о чём она? 

– Моя новая книга – это вымученный трактат, в котором я описываю феномен советского джаза с ракурсов социологии, культурологии и, не смейтесь, экономики. Уверяю, вы найдёте в ней немало любопытных фактов.

– Вам присылают десятки новых дисков – как развивается джаз в новом веке? 

– Эта безграничная тема моих следующих собраний сочинений, но вкратце я могу вам доложить, что бытующее поверье, будто джаз в глубоком анабиозе, – очередная сказка. Это, безусловно, активно развивающаяся музыкальная культура, несмотря на экспансию околомузыкальных объедков, world music и сотен пограничных стилей и прочих мозгопомешательств.

– Насколько вы выполнили свою концертную «программу-максимум»? О каком диске, о концерте в каком составе вы мечтаете? 

– Ни один музыкант никогда не скажет вам: «Это мое последнее соло». В джазе не уходят на пенсию, играют до последнего вздоха. Со сцены дорога одна… Мечтать о новых дисках некогда. Процесс идет перманентно, и архив всё растёт и растёт, и может быть, когда-нибудь обретёт жизнь – если, конечно, в социуме не забудут, как пишется слово «джаз».

– Вы часто видитесь со старшей дочерью, которая живет и концертирует в Германии? В чём принципиальное отличие устройства музыкальной жизни в России и Германии? 

– Увы, очень редко. И я, и она – очень занятые люди. У неё своя семья, она педагог в знаменитой Мьюзик Хохшул в Мангейме, которую основал сам Гендель, выступает с концертами и прочее. Когда она приезжает в Сибирь, естественно, видимся. А что касается отличия музыкальной жизни России и Германии, то это тема на сто страниц. Не надо забывать, что эти две страны по части музыки затмевали когда-то весь мир! Я живу в Новосибирске со своими младшими детьми, которые выбрали непубличные профессии врача и экономиста. 

– Раньше вы часто отправлялись на рыбалку, в том числе зимнюю. Насколько это актуально для вас сегодня? Что вы любите кроме джаза? 

– Мои пристрастия и хобби остались теми же. Прошлым летом я, чтобы не сомневаться, что есть ещё порох в пороховницах, предпринял водное путешествие по Енисею, где в местах ссылки Джугашвили (Туруханск) меня забросили на вертолёте в совершенно чумовую тайгу, где не живут даже эвенки и клещи. И мы две недели 200 километров пробирались на катамаранах по Сухой Тунгуске и другим рекам – по местам, где ты один на один с совершенно невинной природой.

– На каких ещё инструментах вы играете? Боюсь ошибиться, но ведь музыкальную школу вы заканчивали как скрипач? 

– Нет, с этим покончено. Скрипка – слишком совершенный инструмент. Нужно в самом начале выбрать – играть или слушать. Халтурка и ремесленничество – не для скрипачей!

– Какие страны вам больше всего «запали в душу»? О каком путешествии вы мечтаете сегодня? Что вы привозите из дальних стран? 

– Скорее всего, Италия и Швейцария. Сейчас я не могу путешествовать – по финансовым причинам. И дико завидую тем, кто это может себе позволить. Причём меня не интересуют «цивильные» места. Были бы деньги, я нашел бы компанию таких же ненормальных и путешествовал бы, скажем, по Мадагаскару, по островам Фиджи, Канаде, Новой Зеландии – на конях, лодках, машинах или дирижаблях. Да хоть на инвалидных колясках! А из других стран я привожу стандартный набор: сувениры, книги и диски!

– Если не в Сибири – где бы вы стали жить?

– Может быть, где-то в лесах Канады!

– А вы никогда всерьёз не хотели покинуть Новосибирск? 

– Грешен, была дурь! Но потом, пообтрепавшись на просторах Сибири, которую я продолжаю считать отдельной страной, и сравнив с другими, где я побывал, понял, что: а) никому я там не нужен; б) женщины всего мира начисто проигрывают сибирячкам; в) я нигде не увижу такой величественной и божественной природы, перед которой всё золото мира – пустяк, а человек – жалкая козявка!