начало на 1 стр.

Путин ещё летом несколько раз уверенно заявил, что он будет соблюдать Конституцию и уйдёт с поста президента. И когда в это поверили не только внутри страны, но и за рубежом, мне кажется, появились тогда реальные силы, которые вдруг поняли, что можно взять реванш. И началась некая дестабилизация обстановки в России.
Так же «внезапно», как это часто бывало в предыдущие десятилетия, вдруг резко выросли цены на продукты питания. Хотя экономических оснований для этого не было, в России нормальная ситуация с запасами продовольствия. И в газетах наперебой очень много стали рассуждать о некоем кризисе и о том, что будет скачок инфляции. При том, что никаких причин, казалось бы, для этого нет: ситуация стабильная, нефть бьёт ценовые рекорды, резервы у страны громадные... И опять Путин не захотел просто «заткнуть рот», хотя уже имел для этого все возможности. Он вновь решил идти путём демократическим, путём убеждения. Мне кажется, что его решение возглавить предвыборный список – это отчасти ещё и ответ на реваншистские проявления того периода.
– И теперь максимальному результату «Единой России», ожидаемому на выборах, может помешать только самоуспокоенность?
– Элементарная леность, как всегда. Поэтому и подчёркиваем, что ничего пока не решено. Мы опять должны доказать, что это не про нас Пушкин сказал когда-то: «ленивы и нелюбопытны». Мы теперь уже другие. И президент хочет убедиться, что мы другие. И этими выборами, а по сути – референдумом он тоже хочет нам доказать, что мы теперь другие. И мы знаем, что можем, если хотим.
А если вспомнить референдум 18 апреля 2005 года по объединению Красноярского края – там великолепная объединяющая идея была. И ведь люди на неё откликнулись и пошли. И на этот раз я верю, что пойдут. А если нет, тогда действительно – «ленивы и нелюбопытны».
– Борис Немцов из своего оппозиционного погреба предупреждает об опасности культа личности и унизительности наблюдаемого им холуйства. Вам это кажется игрой на публику?
– Он опять передёргивает историю. Ведь никто никого сейчас не принуждает. Мы ходим по коллективам и порой слышим: «А что, если мы будем голосовать за другую партию?» Да Бога ради, голосуйте за кого хотите. Это и есть инструмент демократии: не хотите голосовать за Путина – голосуйте за кого-то другого. Но вы пойдите на выборы, проявите свою гражданскую позицию, заявите о том, что вы настоящий гражданин. «А если мы не пойдём?» Ну, не пойдёте – так это на вашей совести останется, только и всего. Но не будет потом ни репрессий, ни разборок, понимаете? Не будет персонального контроля за тем, как кто проголосует.
– При Брежневе тоже не было репрессий. Но и толку не было.
– Не скажите. На выборы тогда надо было ходить чуть ли не поголовно. И, в общем, побуждали всех ходить активно. Там были инструменты не вполне корректные, когда продавали всякие дефицитные товары. Да и сама суть выборов была иная: административный ресурс сосредотачивался в одних руках, и можно было кого угодно идти выбирать – положения это не меняло.
– Теоретически и сейчас не мешало бы завлечь народ на выборы. Пусть не буквально калачом заманивать, но хотя бы приятно удивить ценами…
– Надо, чтобы в сознании людей выборы стали праздником. Свободное волеизъявление – это ведь действительно праздник.
– Нет, россиянам куда как важнее нечто конкретное. Можно, к примеру, объявить праздничный день.
– Он и так выходной.
– Настоящий выходной – который посреди рабочей недели. Вот тогда явка будет что надо! Только самые бессовестные дома останутся.
– Нет, это опять было бы проявлением власти. У нас бизнес сейчас не может позволить себе выходные дни посреди недели. Почему государство опять за счёт бизнеса должно выкручиваться? Вскоре и без всяких хитростей для людей это будет праздником. Число выборов сокращается, они в России уже далеко не «бесконечные», как в той же Украине или Грузии. Будет отведено для них всего-то два дня в году. И в какой-то момент люди начнут даже скучать по ним.
– Вы – руководитель крупного и преуспевающего предприятия. Не раз доводилось слышать, что из тех колоссальных денег, что зарабатывают крупнейшие предприятия Красноярья, в том числе и «Красцветмет», лишь незначительная часть оставляется Москвой для края. Так ли это?
– Ну, конечно нет. Мы же видим, что бюджет Красноярского края сегодня – сто миллиардов, что все социальные программы выполняются, и все крупные структуры, по сути, зарегистрированы здесь, у нас. Налоги тоже все платят здесь. Такой монстр, как «Норильский Никель», никуда не ушёл, налоги платит здесь. И вообще нет пока у нас таких предприятий и организаций, которые не платили бы здесь налоги. Во всяком случае, я таких прецедентов не знаю. Конечно, большая часть денег уходит в Федерацию, но она и возвращается к нам в виде целевых траншей. При этом Красноярску грех обижаться на то, что мы этих денег не видим. Богучанский узел, Нижнее Приангарье, я не буду перечислять – всё давно уже на слуху… Но это реальные проекты, куда Москва будет направлять огромные деньги. Федералы вкладывают деньги и в развитие инфраструктуры края и города. Вы знаете, что и медицинский центр, и общественно-культурные здания строятся, и дороги ремонтируются, и метро будет достраиваться. На особом месте – сибирский Федеральный Университет – реализация идей президента и нашего губернатора. Речь идёт именно о целевом использовании денег, чтобы исключить их неразумное разбазаривание. При этом на местах остаётся как раз столько средств, сколько нужно. А остальные идут по целевым программам. Почему сейчас госкорпорации строятся? Именно потому, что нужно сосредоточить деньги, а потом уж инвестировать. К сожалению, годы нашего такого капиталистически-социалистического российского хозяйствования указывают на то, что, к сожалению, частные собственники не особенно любят инвестировать свои собственные производства. Для того чтобы не потерять темпы развития отраслей, чтобы сохранить кадровый и научный потенциал, конечно, необходимо укрупняться. Это закон бизнеса.
– Хочется лично вас спросить: как возглавляемое вами предприятие помогает делать жизнь красноярцев лучше, полноценнее, веселее?
– «Красцветмет», как вы знаете, принадлежит Красноярскому краю на сто процентов. Соответственно, мы выполняем не только задачи, связанные с производством продукции и её реализацией, но и те задачи, которые перед нами ставят Администрация края и Совет директоров. Мы, конечно, помогаем краевым организациям в тех направлениях, которые на данный момент наиболее необходимы. Мы также помогаем городу – во многих его проектах. И оказываем благотворительную помощь по различным целевым городским и краевым программам. Есть, к примеру, целевая городская программа по улучшению жизни районов и окраин, и мы на неё городу выделяем средства.
– Для этого надо звонить Пимашкову?
– ОАО «Красцветмет» – краевая собственность. Совета директоров сейчас возглавляет Александр Новак. Там есть конкретные люди, которые представляют интересы различных направлений деятельности края. И мы на Совете директоров решаем – куда направить средства, на решение каких задач.
– А не упираются ли благие намерения в наши знаменитые бюрократические рогатки?
– Нет, всё происходит довольно быстро. Мы возвращаемся сейчас к правильной системе ещё советской реализации проектов, когда сначала оформляется идея, бизнес-идея, потом оформляется техническое задание на эту идею, потом делается проект, составляется проектно-сметная документация, нанимается подрядчик, выделяются средства – и строится объект. Поэтому, в принципе, проблем нет. А если говорить о наших последних проектах, то мы участвовали в покупке и передаче Красноярскому краю целой структуры для отдыха, оздоровления и реабилитации наших ветеранов, пенсионеров, детишек.
– Каким образом это происходило?
– Мы купили у «Норильского Никеля» акционерное общество «Тесь» и подарили краевой казне всю инфраструктуру для отдыха и оздоровления, которая находится на территории края. Мы выступаем ещё и как некая скорая помощь для предприятий, которые социально значимы, но находятся в тяжёлом положении. Например, сегодня у меня команда в Краснокаменске находится, и краснокаменскому горнорудному управлению помогают выйти из кризиса наши специалисты. Мы реанимировали Артёмовскую горнорудную компанию.
Мы, безусловно, имеем и собственную социальную инфраструктуру. У нас есть свой Дворец культуры, в котором действуют кружки певческие, хореографические и «всего-всего» на свете. У нас есть студия детского творчества. Поедет она, кстати, на днях с берестой в Москву на выставку народного творчества. Если вообще говорить о творчестве, то больше пятисот детишек занимаются в наших студиях, секциях и в разных кружках. Мы имеем наш замечательный спортивно-оздоровительный комплекс «Теннис-Холл», где помимо большого тенниса можно поиграть в сквош. Там же есть отличный фитнес-центр со своими специальными программами. «Теннис-Холл» постоянно развивается, расширяется. И мы были первыми в Красноярске, поскольку задолго до «Экселента» его построили. У нас есть и свой пионерский лагерь, и зимняя база отдыха, где отдыхают не только наши работники. Это всё, конечно, лучшие образцы, которыми пользуются горожане. Мы имеем летнюю базу отдыха «Берендей» на Красноярском море, где тоже могут отдыхать все желающие…
– А вы ещё и производственный филиал в Южной Африке имеете…
– Нет, вас неправильно информировали. У нас филиал находится только в Москве. Он представляет наши интересы в столице в основном по части торговли ювелирными изделиями. И обеспечивает таможенные процедуры.
– Неужели с Южной Африкой у вас вообще нет контактов?
– Южная Африка – это одно из ключевых на планете мест относительно драгоценных металлов, как и «Норильский Никель». В мире есть два крупнейших месторождения платины. Это норильское месторождение и южноафриканские месторождения Риф Миренски и Риф UG-2, где, собственно, и добываются платиновые металлы. Причём в Норильске большей частью палладий добывается, половина его мирового производства. А в ЮАР – три четверти мирового производства платины. Мы регулярно поддерживаем с ними контакты. И иногда перерабатываем для них сырьё. У нас готовится контракт на достаточно приличный объём концентратов в следующем году. Надеемся, что всё получится, просто есть определённая таможенная процедура, которую мы должны пройти. А филиала у нас в Южной Африке нет и никогда не было. Но Южная Африка – один из наших перспективных партнёров, как и Соединённые Штаты, Швейцария,  Германия, как, впрочем, и вообще Евросоюз. А ещё – Китай и Индия…
– Мировые цены на нефть растут, растут, растут. А как обстоят дела на рынке золота?
– О золоте ещё в 2000-м году начали поговаривать, что оно уже перестаёт иметь прежнюю стабилизационную самодостаточную унитарную ценность. Но сегодня роль золота как стабилизатора мировой экономики и как убежища для средств инвесторов вновь восстановлена. Цена на золото растёт динамично в течение последних пяти лет. И существенно выросла в нынешнем году. Более чем на 30%. То есть его цена чётко компенсирует девальвацию доллара. Падает доллар, растёт и цена на золото. Обратно пропорциональная зависимость.
– Цену золота считают за унцию?
– Да, за унцию. Тридцать один и одна десятая грамма.
– А много ли на планете не добытого и не разведанного ещё аурума?
– Мировые запасы уже добытого золота сегодня составляют более 150 тысяч тонн. Ежегодно в мире добывается около 2500 тонн. Более половины запаса находится в ювелирных изделиях, пятая часть – в запасах центробанков государств и фондах; пятая часть – в частных инвестиционных накоплениях, а остальное – в электронике и стоматологии.
В России ещё много недоразведанных месторождений. Реальная подготовка геологов и геологоразведка в целом у нас в стране прекратилась, наверно, лет 15-20 назад. Те геологи взяли лишь что-то на поверхности, доступное тем методам, которые тогда существовали. А сейчас существуют значительно более продвинутые, методы геологоразведки. И нам стоить ждать открытия месторождений на нашей же, российской территории. И, конечно, на территории Африки, Америки, в том числе Северной Америки. Я уверен, что мы долго ещё не будем страдать от отсутствия ресурсов. Кроме того, существуют и ресурсы вторичные. Мы сегодня работаем по сбору и переработке, например, отработанных нефтехимических, химических и автомобильных катализаторов, содержащих драгоценные металлы.
– А в быту вы любите золото?
– Нет, вы сами видите. Я никогда не ношу ни одного благородного металла. (Показывает часы на руке. – Прим. И.Р.) Это – сталь. Я вообще не ношу драгоценных металлов.
– Таков ваш принцип?
– Это как рыбак, который не ест рыбы. Просто я их не люблю, хоть и умею готовить. Я знаю, откуда они. Я знаю все стадии технологии, начиная с горы, и почти все их прошел. С уважением отношусь к драгоценным металлам. Ну, не интересны они мне в виде товаров широкого потребления.
– Но хотя бы дарите?
– Да, с удовольствием. Дарить – дарю. Наши ювелирные изделия того стоят. Я предпочитаю при этом белые металлы: платину, белое золото, палладий. Хотя жёлтое золото – тоже ничего. В зависимости от настроения.
– Мне лет пятнадцать назад подарили цепочку эксклюзивного плетения, как раз красцветметовскую, до сих пор её ношу. У вас ведь свои ювелиры?
– Да, да. У нас самое крупное в стране ювелирное производство, одно из самых крупных в мире. В Италии есть крупнее. Но в России нам точно нет равных. Это машинное производство цепей из драгоценных металлов, оно эффективно развивается. Мы на него делаем серьёзные ставки в развитии. Как-нибудь придите, очень интересно посмотреть на всё это. Рассказывать невозможно, надо увидеть этот огромный зал станков, которые клацают непрерывно и выдают непрерывные потоки золотые, просто золотой дождь…
– У вас есть фирменный магазин?
– «Златая цепь» на Взлётке. Мы никогда не делали упор на розницу, хотя сегодня понимаем, что для ОАО «Красцветмет» это очень маленький магазин. Мы уже запланировали его реконструкцию. Модернизируем, сделаем нечто такое оригинальное, что привлекло бы новых покупателей. Я прошу у дизайнеров, специалистов дать какую-нибудь оригинальную идею. Наш магазин не может быть обычной ювелирной лавкой, там должно быть что-то такое, что непременно привлекало бы людей. К сожалению, креативных людей не так много, оказывается.
– А как вы думаете, кто раньше добудет «золото»: российские хоккеисты или футболисты?
– Хоккеисты к «золоту» значительно ближе, конечно.
– В хоккее конкурирующих команд меньше и достойных соперников.
– Это тоже важно. И всё-таки школа хоккейная у нас развита, базис есть. А футбольной школы у нас нет. Это объективно. Её никто не строил. И те победы, которые Россия периодически одерживает, носят случайный характер. Системы нет никакой. И даже когда кто-то шумно радуется футбольным успехам, я спокойно к ним отношусь. В том числе к победам российской сборной. Ожидаю очередного подвоха. Увы, обычно так и получается.
– Вы – человек обеспеченный, и уровень комфорта у вас наверняка не обычный. Что-то конкретное вас не устраивает из того, что можно поправить в городе или в России в целом?
– Вы знаете, для меня давно уже жизнь – это некая декорация. Я погружён в дело весь и всегда. Мне, кстати, не так много надо для комфорта. Я достаточно скромный в бытовых условиях человек: важно, чтобы было чисто и чтобы меня окружали удобные вещи. Каких марок, чьего изготовления – меня это не волнует. Главный критерий – соотношение цена-качество. И если говорить о комфорте, то, конечно, я люблю его, но никогда не сибаритствую. Вряд ли так с ходу укажу на то, что меня не устраивает… В целом мне нравится жить в Красноярске. Это хорошее место, однако работа у меня на первом плане.
– Но жизнь-то одна.
– Да, это так. Но почему-то старость меня не очень тревожит.
– Пока здоровье позволяет ощущать себя молодым, вот и не тревожитесь…
– Знаете, сколько у меня планов. Всё время расширяется мой «список добрых дел», или перечень того, что я должен ещё сделать, успеть. Мне нравится дайвинг. А хочу заняться ещё фридайвингом. И подводной охотой. Я хорошо катаюсь на равнинных лыжах. Немного катаюсь и на горных. А хотел бы хорошо кататься на горных лыжах. У меня есть ружьё, из которого я никогда не стрелял. Я бы хотел пройти курсы выживания, например, в тайге. У меня есть автомобиль, и я люблю водить, но… Я бы хотел… И так далее, и так далее. Английский, немецкий языки тоже хотелось бы глубже изучить. Не успеваю. Но зато я имею «личный план развития» и периодически его переписываю: что я ещё не успел, что я начал, что уже сделал.
– А автомобиль у вас какой?
– В Красноярске у меня «Ford Focus», трёхдверный.
– Я слышал, что вы занимаетесь с тренером. О каком тренере идёт речь?
– У меня есть специальная программа, по которой я два раза в неделю углублённо занимаюсь спортом. Это некий комплекс из физических упражнений. Надо быть в форме, ведь топ-менеджер в основном сидит, периодически пересаживаясь с одного кресла в другое, от компьютера за стол переговоров… А движение – это жизнь, способ существования материи.
– Сколько вам сейчас лет?
– Сорок восемь.
– Вы сказали, вам важно, чтобы было чисто. Это о чём примерно?
– Формулирую: по мне лучше бедненько, но чистенько.
– Но всё-таки мы живём в городе, который при всех усилиях властей невозможно быстро вычистить. Заводы, дым, гарь, испарения незамерзающей реки, прорва автомобилей...
– Да, чтобы нейтрализовать существенную часть этой пыли, нужна большая и целенаправленная работа. К примеру, не должно быть ни одного свободного газона. Газон должен быть либо усеян травой, либо закрыт сеточкой или плёнкой. Наши теплоэлектростанции должны быть оснащены соответствующим оборудованием, в основном ведь оттуда угольная пыль распространяется. Там должны быть системы газоочистки. Есть ведь обстоятельства объективные и субъективные одновременно. Вот хотя бы эта большая стройка на Взлётке. Конечно, не строить нельзя. Это здорово, что стройка идёт. Но для того чтобы не пылить при этом… Всем понятно, что стройка и пыль – это причина и следствие. Такой стереотип пора ломать.
– По крайней мере, ваш завод атмосферу не отравляет?
– У нас это связано с сохранностью продукта. Мы не можем выбрасывать в атмосферу драгоценные металлы.
– Дым не идёт?
– От нас только пар идёт. Это объективные обстоятельства.
– Надо бы и о субъективном мире упомянуть. Несколько слов о вашей семье...
– Я женат. У нас такая обычная российская семья: папа, мама и двое детей. Мой сын закончил в Москве Государственный университет управления, отслужил в армии. Сейчас работает в энергосистеме экономистом. А дочь – на четвёртом курсе 3-го Московского медицинского института. Сам я родился и учился в городе Павлово-на-Оке Нижегородской области. Потом обучался в Московском институте стали и сплавов на факультете металлургии цветных и драгоценных металлов. Специальность – «цветные металлы», узкая специализация – «драгоценные металлы». После этого я поехал в Норильск по распределению, как говорили раньше, «за длинным рублём»… Работал на Надеждинском металлургическом заводе в плавцехе. Это самый крупный в цветной металлургии завод. Потом перешёл на металлургическое производство, связанное с драгоценными металлами: металлургический цех номер один Норильского комбината. Затем очень короткое время в управлении проработал, и – сюда, в Красноярск. Так что как в песне: мой адрес – не дом и не улица...
– Приятно, наверно, быть богатым человеком, когда вокруг преобладают такие крепенькие середнячки, которые вполне успешно ползут в гору, хотят разбогатеть. А вы над ними возвышаетесь, и вам приятно наблюдать, как они там копошатся. Но когда нищета вокруг: старухи, старики, ветераны, студенты, разнорабочие, бомжи, посаженные в тюрьмы и только что «откинувшиеся»… Наверняка ведь есть в связи с этим душевный дискомфорт. И, чёрт побери, победим ли мы когда-нибудь эту треклятую нищету – при наших всех этих нефтях, никелях, золотах да стабфондах? Почему так медленно растут пенсии и минимальные зарплаты? Не унизительно ли всё это?
– Согласен с вами. И я не хотел бы жить в таком обществе, над которым можно было бы возвышаться. Я человек, мне кажется, не нуждающийся в подобной роскоши. Чего уж у меня нет – так это понтов, совершенно точно. Если говорить об обществе, которое мне теоретически близко, мне кажется, в Финляндии – наиболее близкий к идеалу вариант проживания такого человека, как я. Хотя я никогда и никуда из России не уеду. Здесь буду жить и умирать. А в Финляндии нет ни дорогих тебе ресторанов, ни дорогих тебе машин. Люди живут так, как должны жить в нормальном, демократическом обществе. И им повезло, что они строились от социализма и развивались именно от социализма.
Нужно найти эквивалент, аналогичный ста советским рублям, гарантировавшим приличный социальный минимум каждому. Когда примерно сто советских рублей получал начинающий инженер, когда сто рублей была пенсия у заслуженного человека, когда сто рублей получал воспитатель в детском саду или медсестра. И надо при этом учесть, чтобы при поиске этого эквивалента опять не рванула бы с места инфляция. К сожалению, без государственных механизмов регулирования мы, увы, здесь не обойдемся.
– Но ведь только-только «от имени государства» объявляется о повышении пенсий и бюджетных зарплат, как рынок моментально задирает цены выше прежнего.
– Проблема действительно серьёзная. Особенно если попытаться понять, что же толкает людей на повышение цен в рознице? Ведь это просто желание сохранить свою норму рентабельности. Но не может быть норма рентабельности всегда пятьдесят и сто процентов. В европейской стране, если ты имеешь свой небольшой магазинчик, ты сам в нём работаешь, ты сам продаёшь продукты, собственноручно раскладывая их утром на витрине. И у тебя рентабельность – 6-10%. Не бывает заоблачных прибылей. Они могут быть, только если ты что-то украл и начинаешь тут же спешно сбывать. Но если ты сам создаёшь продукт, если ты сам оказываешь профессиональные услуги населению, если ты сам действительно вкладываешь свои силы в бизнес, то рентабельность не может быть такой высокой. И не надо требовать, чтобы желания о повышении твоих доходов, твоё богатство оплачивали другие люди. Но я пока точно не знаю, как это всё урегулировать и отладить на практике в масштабах огромной страны.
– Начать можно с правильного политического выбора…
– Да, давайте-ка сделаем этот выбор 2 декабря.
– Какой крылатой фразой можно было бы охарактеризовать ваше нынешнее настроение?
– «Для того чтобы держать равновесие, надо крутить педали».