начало на 1 стр. Не хотелось бы об этом распространяться, но лидеры этих партийных организаций больше верят сегодня в нашу системную работу. А в общем я думаю, что на политическом пространстве серьёзные позиции по-прежнему будут занимать те же КПРФ и ЛДПР. В силу своих служебных полномочий я довольно часто и много общаюсь с представителями этих партий. Поскольку мы действительно партия, занимающая сегодня определённые высоты, в значительной степени мы становимся такой общенациональной партией. И значит, мы должны серьёзно прислушиваться к оппонентам. Наша задача сегодня – не просто громить наших противников, а слышать их и учиться понимать их – только тогда мы сможем развиваться. А будут ли они нашими конкурентами, покажут следующие выборы – весенние. Вероятно, и наши оппоненты тоже будут укрепляться, но нам это не страшно: мы ведь в данном плане – довольно сильные ребята. У нас уже создана сеть, огромная структура: первичные организации, местные отделения, региональные – они созданы повсюду и везде целенаправленно работают. И составляют уже от 1,5 до 2% от количества избирателей в регионах. Ни у кого нет такой системы. Другое дело, что мы озабочены одним конкретным обстоятельством: нам нужно сделать это количество людей мобильной группировкой. Всё-таки миллион двести тысяч – это огромная сила! – Можно ли сказать, что вновь в России наступают времена, когда беспартийному человеку будет намного сложнее сделать профессиональную или иную карьеру, чем человеку партийному? – В определённой степени – да. Это естественно, во всём мире так происходит. Но это не касается того, что называется предпринимательской структурой. К бизнесу партийная принадлежность не имеет никакого отношения. Партийная принадлежность имеет значение для карьерного роста в государственном аппарате, потому что государство – это всегда публичная деятельность. А публичная деятельность одиночек, как правило, незаметна. И, наоборот, публичная деятельность хорошо организованных систем и структур, которыми являются партии, это уже серьёзная работа. Для того, чтобы сделать карьерный рост, надо научиться жить среди людей и среди идей, а в партии как нигде можно этому научиться. И видите – мы ведь как раз сегодня поворачиваемся лицом к этой деятельности, очень активно привлекаем молодых людей, поэтому развиваем свои молодёжные структуры и системы. И более того, даже заставляем региональные организации привлекать молодёжь в нашу систему. Это ведь в значительной степени и залог для молодых людей в их карьерном росте. – То есть Владимир Владимирович (Маяковский) как никогда актуален. «Партия – это миллионов плечи…» – Я понимаю весь ваш подтекст. Тем не менее сам тоже иногда вспоминаю эти слова о миллионопалом кулаке, сжатом воедино… Но это всё не совсем так сегодня. Не столь жёстко ставится вопрос. Сегодня ведь и для нас, например, крайне важно не только оценивать чужую деятельность, но и систематизировать свою собственную. Для того чтобы выходить к избирателю с многослойной и хорошо продуманной концепцией или программой, дающей возможность развивать государство. – Когда вы в последний раз встречались с Александром Геннадиевичем, о чём интересном говорили? – Сегодня мы не встречались, его сейчас нет на территории, а в Москве мы совсем недавно общались. Мы с ним постоянно переговариваемся, он использует мою возможность защищать интересы края в федеральных структурах, ведь у нашей партии очень серьёзные возможности – и это не только фракция в Государственной Думе. У нас очень много заместителей министров, крупных руководителей хозяйствующих структур, руководителей российских акционерных обществ и государственных агентств – все они являются членами нашей партии. Понимая, что мы – серьёзная сила, они вступают в «Единую Россию» и сегодня. Естественно, мы не просто стараемся сохранить интерес к Красноярскому краю, но стремимся всячески увеличить его. И с Александром Геннадиевичем мы регулярно обсуждаем возможности этого. – Можно ли сказать, что наш край – один из лучших регионов России, который возглавляет один из преуспевающих губернаторов? – Мне бы хотелось, чтобы такое мнение на территории края существовало и укреплялось. То, что можно более-менее объективно приводить как оценку, это социология. Так вот, социологические опросы показывают, что Красноярский край по-прежнему остаётся регионом оптимизма. Люди верят власти. Люди понимают, что власть делает позитивные шаги, и регион, несмотря на огромное количество проблем и трудностей, всё-таки развивается. Даже если только по бюджету судить, можно констатировать прогресс значительный. Я хорошо помню, как обстояли дела, когда мы пришли сюда. Я тоже с командой был тогда, почти 5 лет назад, и бюджет составлял всего 26 миллиардов. А сегодня бюджет защищается уже суммой в 100 миллиардов рублей. Несмотря на инфляционные процессы, это подтверждение того, что промышленность и экономика в целом преодолели стагнацию, что сюда возвращается крупный бизнес, и он опять начинает развиваться. Конечно, это должно давать населению столь необходимый сейчас оптимизм. Но! Я также прекрасно знаю, насколько Александр Геннадиевич озабочен целым рядом серьёзных социальных проблем, которые есть в регионе, и он ими плотно занимается. Мы их, разумеется, тоже нередко обсуждаем. – Когда вы приезжаете в Красноярск, обычно останавливаетесь в привычном месте или у вас здесь дом остался? – Нет, у меня дома здесь не осталось, сегодня я живу в гостинице. Но, к великому счастью, каждый раз встречаю тех людей, которых смело называю друзьями, и их много. В этот раз я вынужден только одни сутки быть здесь, потому что за текущую неделю я уже побывал в трёх регионах. Ещё раз подчеркну, что одна из главных наших задач – это не только региональное партийное строительство, но и выборы. Пятнадцать регионов, и я их все регулярно объезжаю, потому что идёт стартовый период формирования штабов, определение содержания избирательных кампаний, требуется постоянное взаимодействие с администрациями регионов. И вот на этой неделе я уже посетил Пермь и Ставрополье, а затем буквально с самолёта одного – на самолёт другой – и в Красноярск. Сегодня ещё, после заседания и всех разговоров, обязательно соберусь с главами районов, которые здесь присутствуют. Они сохранили обо мне добрую память, и я с удовольствием с ними повидаюсь, послушаю их и постараюсь помочь, чем могу. – На московский ритм, наверное, без проблем перестроились? – Я же, условно говоря, москвич. Я в Москве много лет жил, работал, заканчивал там университет. И поэтому без особых проблем туда вернулся. Но должен вам сказать откровенно: конечно, я чувствую, что Москва – это всё-таки более бюрократический режим, ритм и образ жизни. Очень много там всяких национальных разделений, согласований, противоречий. В команде у губернатора мне было проще работать. Здесь существует такое правило: «ты отвечаешь за это». Условно говоря, ты защищаешь концепцию бюджета, и дальше полностью осуществляешь управление данным процессом. В центре это всё обстоит гораздо сложнее. – А какой университет вы заканчивали в Москве? – Исторический факультет Московского Государственного университета. Окончил его в 1978 году. – Наверняка – успешно? – Успешно. – После получения диплома где стали работать? – Сначала я поехал в Ульяновск, по обычному распределению. Это не мой родной регион, потому что вырос я на Ставрополье. В Ульяновске я проработал почти 7 лет. Сначала приехал туда преподавать в сельскохозяйственный институт. Но меня тут же забрали в обком комсомола, потому что уже в Москве я работал в комсомоле – и в комитете в университете, и в Ленинском райкоме комсомола. Была тогда такая хреновина, которая называлась «контрпропаганда». И я возглавлял некий координационный совет городского комитета комсомола по контрпропаганде. Естественно, мои комсомольские товарищи сразу дали знать об этом в Ульяновске, и меня через два месяца вытащили из института и отправили… пригласили работать в комсомол. Тогда, между прочим, это всё было достаточно жёстко. Согласовали с обкомом партии и – будьте добры, Юрий Павлович, занимайтесь… Там проработал я несколько лет – и в обкоме комсомола, и в обкоме партии. Потом уехал учиться в Москву. А оттуда – уже на предпринимательскую деятельность, потому что понимал, что это теперь – веление времени. Хотелось и новизны, в определённой степени, и обеспеченности, потому что была семья, дети. – А с Хлопониным познакомились уже после… – …уже после того, как поработал я в Инкомбанке. И после того, как в Инкомбанке не совсем сложились у меня отношения с президентом. Разошлись у нас оценки перспектив развития и так далее. Я начал искать другую управляющую команду. Знал, что есть сильная группировка, которая называлась ОНЭКСИМ, они уже тогда приобрели контрольный пакет «Норильского никеля». Банк был мне не очень интересен, а крупное производственное объединение, которое нужно было «поднимать с колен», – это было весьма и весьма занятно. Мы познакомились с Хлопониным, довольно интенсивно и серьёзно разговаривали о его позициях, о его взглядах на развитие региона – Норильска, Таймыра… Мне показался он крайне интересным: очень таким заводным и при этом чрезвычайно ответственным. И, что самое главное, я уже говорил об этом много раз, у этого человека есть очень хорошее качество: «если не я, то кто же?» – то есть «я должен это сделать, я же умею, я берусь за это». Он иногда даже жалеет потом, что это всё такое сложное и серьёзное, новое и неисследованное. Но, с другой стороны, ему действительно очень многое интересно. Он в этом смысле живой, движущийся вперёд человек. Мне тоже стало тогда всё это интересно, и я пошёл с ним. Мы, по сути, и не были знакомы, но в Норильске через все проблемы и испытания прошли вместе. И потом двинулись дальше. – Сожалеете ли вы о том, что в связи с необходимостью Путина уйти в отставку здравый смысл вступает в противоречие с Основным законом государства? – Я совсем не разделяю эту оценку или постановку вопроса. Здравый смысл состоит в том, что в стране у нас сегодня есть серьёзные политики, и я их вижу, и даже пальцев руки не хватит, чтобы перечислить эти фамилии. Я их вижу, чувствую, я понимаю их действия, я знаю их настроения. Они, конечно, сегодня находятся в гораздо более простой ситуации, чем находился одно время Путин, которому нужно было выкристаллизовывать, консолидировать и создавать систему. Повторяю: такие люди есть. И я не испытываю каких-то особых тревог из-за того, что президент, в соответствии с Конституцией, у нас поменяется. Путин никуда не уйдёт, он совершенно спокойно и правильно об этом говорит. И я, как член партии «Единая Россия», это понимаю особенно, потому что мы ведь не просто кричим о том, что «идём президентским курсом, поддерживаем президентскую линию!». Мы серьёзно понимаем, что это такое. И он понимает, что мы становимся политической силой, способной продолжать его дело. Не вижу здесь никаких проблем. Здравый смысл состоит и в том, что необходимо обновление. – Если бы вы были букмекером, самые «верные» ставки, наверное, сегодня делали бы на Дмитрия Медведева? – И на Медведева тоже. Но для того, чтобы в данном случае быть букмекером, нужно серьёзно посидеть и посчитать, буквально с карандашом в руках. Я пока не занимался такого рода анализом. Но совершенно очевидно, что Дмитрий Анатоль-евич – один из весьма серьёзных претендентов на этот пост. Я так же внимательно, как и вы, наверное, слежу за его сегодняшней деятельностью, за его позицией, за тем, как укрепляется его внутренний стержень, его серьёзное государственное понимание приоритетов и проблем, в которых находится наша экономика и государственное управление. И я абсолютно убеждён, что через год это будет вполне способный к управлению государством молодой, образованный, европейского типа политик. – Владиславу Суркову, наверное, вполне хватает идеологической работы, и он на первую роль не будет претендовать, как вы думаете? – Насколько я себе представляю господина Суркова, он не имеет подобных амбиций. Он действительно погружён в очень серьёзные поиски смысла, идеологии, содержания. Тем более что в последнее время эти его поиски и размышления приводят к очень интересным и серьёзным статьям, материалам, предложениям, которые по-государственному точны и по-граждански очень содержательны. – У вас есть точка зрения на такой простой и в то же время неразрешимый вопрос – как всё-таки остановить спаивание (или спивание) дорогих наших россиян? Можно ведь сказать, что их спаивают. А можно сказать, что они и сами виноваты в том, что спиваются… – И одно, и другое, конечно, страшно. А спаивают потому, что бизнес бесконтрольный и ужасающее качество сырья, которым сегодня озабочены, по-моему, все в государстве. Даже те, кто этого зелёного змия заглатывает. Я абсолютно убеждён, что должна быть и серьёзная государственная цель, очень яркая национальная идея, вера в то, что у нас есть будущее. Я-то вот чувствую это. К сожалению, конечно, не большинство наших людей это понимают. Но вы-то тоже наверняка чувствуете, что если сравнить наши самоощущения трёх-четырёхлетней давности с нынешними, то сегодня мы, наконец, уходим от бесконечного самоунижения, самоуничижения и самобичевания. И мы опять начинаем верить в то, что у нас есть будущее, что мы действительно великая страна и великая нация, что мы действительно – система, способная к развитию. А ведь именно это рождает в людях настроение заниматься делом. Всё больше делать дело и всё меньше пить. И потом, я прекрасно вижу и другую часть этой жизни – ту, в которой я вращаюсь особенно активно: предприниматели, бизнесмены, политики... Я помню, как 5-7 лет назад рестораны в Москве были забиты, это была безудержная пьянка молодых людей, у которых деньги шуршали во всех карманах. Сегодня денег не меньше, но отношение к смыслу жизни стало совсем другим. Люди думают о том, что должно быть здоровье, должна быть способность к работе, должно быть накопление и приобретение знаний – это совсем другой путь, совсем другие действия и совсем другие последствия, которые как раз обороняют человека от пьянства. А если они рождаются, условно говоря, в сердце, в самой активной части нации, то волей или неволей распространяются дальше. И я абсолютно убеждён, что это удержит Россию от скатывания в совсем уж страшные низы. – Кто из деятелей прошлого является для вас авторитетом? – Я, на самом деле, довольно консервативен в своих приоритетах и предпочтениях. Для меня в политике по-прежнему интересны и замечательны два-три человека. Это генерал де Голль, привлекающий меня прежде всего тем, что в самые сложные годы национального разрушения он сумел сплотить нацию. Своей инициативой, жёсткой позицией и ясным, чётким мышлением он сумел заставить французов стать французами вновь. Безусловно, мне интересен Людвиг Эрхард, отец германских реформ и создатель «германского чуда». Вопреки коварным американским планам и намерениям, он опять вернул немцев к пониманию социальной справедливости, ответственности и к осознанию того, что величие нации – это не военные победы, а ежедневный каторжный труд во благо семьи, общества и, наверное, истории. Ну, и довольно лаконичный и точный – Уинстон Черчилль. В принципе, я не без интереса по-прежнему вспоминаю и свою научную деятельность. Были такие замечательные финансисты в России – Бунге и Вышнеградский – два человека, которые, по сути, создали то, что называлось «капитализм в России». Два человека, которые посвятили свою жизнь становлению серьёзной финансово-промышленной империи в России. Они сделали и определили столько шагов и условий, которые позволили стране в течение семи-двенадцати лет отстроить огромное количество мощных заводов, коммуникаций – я прежде всего имею в виду железные дороги – и поднять экономику России до серьёзнейших вершин. Мы ведь действительно в начале прошлого века были одной из самых динамично развивающихся государственных систем. – А писателя какого-то для себя выделяете? – Одного, раз и навсегда воспринятого и любимого, – такого нет. В зависимости от настроения, от времени, я могу обращаться к одному или другому автору. Честно вам скажу, я не люблю Пауло Коэльо, которого у нас любят очень многие. В определённой степени Коэльо – это профанация мышления. Очень короткие, спичевые такие пересказы притчей и истин, которые хорошо и серьёзно были изложены, начиная от Евангелия и заканчивая разными другими национальными сказками и историями. Мне больше по нутру Томас Манн с его «Иосифом и его братьями». Или Тургенев. Если уж я берусь за книгу, я люблю многослойное такое изделие – как бы такие звенья в цепи, навязанный одно на другое порядок и шествие мыслей, идей, красок, размышлений, версий и так далее. Я люблю сложные вещи. Меня захватывает только то, что имеет не только мысль, но ещё и настроение. – Жизненное кредо – тоже, видимо, небанальное? – Самое главное для меня – это всегда «помни о родителях своих», всегда «чти правила предков» и всегда «думай о том, как ты можешь, не нарушая заветов, украшать сегодняшнюю жизнь». Наверное, что-то в таком духе. Поэтому сегодня, не знаю – всевышний ли это или ещё какие-то обстоятельства делают меня счастливым человеком, но, несмотря на мои 55, мои родители – и отец, и мать – живы и достаточно успешно с жизненными трудностями борются. А я по-прежнему ощущаю себя сыном. Это замечательное чувство, которое позволяет, с одной стороны, удерживать в себе ответственность не только перед детьми, но ещё и перед родителями. А с другой стороны, действительно опираться на то, что называется «консерватизм», что называется «предки», что называется «традиции», что называется «мудрые правила». Одно и другое и создаёт моё ощущение сегодняшней жизни. – Слышал, что вы дружите с Олегом Табаковым. – Это было довольно давно, мы действительно были серьёзно дружны. Это связано и с тем, что, когда я работал в Инкомбанке, мы помогали по нескольким проектам театру Табакова. Добрые отношения между нами сохранились до настоящего времени. Просто из-за моих очень длительных командировок они, конечно, не носят сейчас столь же интенсивного характера. Он – один из моих самых любимых актёров. Во многом и этим объяснялось и наше знакомство, и дружеские отношения. – Вам какая-то его роль особенно нравится? – Мне нравится та роль, которая называется его жизнью. Когда он столь много успевает – таким разно-образным, таким очень характерным и своеобразным бывать. В нём сочетаются и возможности бизнесмена, и возможности актёра, и удивительно доброжелательного и очень энергичного человека. – Последняя ваша радость как болельщика… – Это когда наши теннисисты у аргентинцев выиграли в финале Кубка Дэвиса. Шикарное зрелище, сложнейшая борьба, невероятное напряжение, драматические перипетии с неожиданными проигрышами и итоговой победой. В спорте вообще много яркой душевности – того, что раскрепощает человека и порой заставляет его прыгать и орать от избытка чувств, в том числе и от чувства патриотизма. – А болельщицкая специализация есть? – Скорее, это будет волейбол. Довольно долго этой игре я посвящал своё свободное время. А теннис для меня сейчас – как некий факультатив. Когда появляется возможность, играю со спарринг-партнёрами. Эмоционально для меня теннис сейчас очень близок, потому что это то, во что я играю сегодня сам, и поэтому понимаю, почему человек наносит именно такой удар и как невероятно сложен тот или иной элемент. – Певец или певица, которые вам нравятся... – Из певцов – Николай Носков. Из всего того, что в последнее время называется попса, он выделяется очень значительно. И даже попсой его эстрадное творчество называть как-то неловко. Он – личность. Из певиц мне ближе, скорее, Лариса Долина, она необыкновенно владеет голосом, и голосовая амплитуда у неё впечатляющая. Когда-то мы с ней тоже были весьма близки, хорошо знакомы, и я тогда настаивал на том, чтобы она больше занималась джазом. Но – надо зарабатывать на жизнь, и она тоже поэтому поёт не только то, что её душе близко. Джаз тем не менее для неё тоже прекрасная возможность самоутверждаться. – О цветном телевидении – в чёрно-белых тонах? – С критикой обрушиваться не стану. Профессионалы делают своё дело. На распространённых каналах я смотрю только информационные программы. А вообще мой любимый канал – «Культура». Я когда-то был одним из тех, кто сделал этот канал сетевым партнёром в Красноярском крае, и красноярцы сейчас – одни из немногих, кто смотрит «Культуру» у себя на территории. Программы этого канала – то, чему я могу с удовольствием предаваться в послерабочее время, начиная от всевозможных дискуссий в «Апокрифе» и заканчивая очень познавательными культурологическими передачами. – Что можно назвать вашим основным увлечением, помимо работы? – Сегодня – просто созерцание, если мне удаётся выкроить необходимое для этого время. В Москве я живу на Ленинском проспекте, совсем недалеко у меня там Нескучный сад, это такой лесопарк – между Ленинскими горами и парком культуры и отдыха имени Горького. Где размещались когда-то конюшни графа Орлова. Там издавна было место неформальных гуляний московской публики, до революции ещё. Поэтому и называется оно Нескучным. Это одно из моих любимых мест в Москве – спокойное, уютное, зелёное. Оно недалеко от оживлённых улиц, поэтому контраст шума и умиротворения всегда впечатляет. На Ленинских горах я вырос когда-то как студент, я их хорошо помню, и мне сейчас доставляет огромное удовольствие с кем-то из своих приятелей выйти на берег Москва-реки, сесть куда-нибудь на косогор и предаться неким интеллектуальным поискам или размышлениям. А из спортивных всяких вещей, которые когда-то сопровождали меня по жизни, в сердце осталось только то, что называется – яхта. Было несколько лет, когда я работал в Красноярске, и хоть и редко, но вырывался… С моим здешним другом Анатолием Ковригиным – секретарём совета безопасности, мы позволяли себе эти гоночные радости на его маленькой яхте, бегущей по Красноярскому морю. Не упускали возможности в любой светлый или ветреный день выскакивать и наслаждаться ветром буйным и таким свежим морским бризом. Сейчас, когда я вернулся в Москву, стал ближе к Чёрному морю. В Сочи у меня есть друзья – мои яхтенные товарищи очень заслуженные. И я иногда на 2-3 дня к ним прилетаю, и мы обязательно, как прежде, выходим в море, таскаем шкотовые, поднимаем паруса. И я наслаждаюсь возможностью посолиться в безбрежном море. – А в ресторанчике если посидеть, где лучше – в Москве или Париже-Лондоне? (Смеётся.) – Может, когда-то мне это и нравилось… Но я люблю такие – маленькие, душевные ресторанчики. Так же, как и маленькие церкви. Не могу назвать себя религиозным человеком, но я иногда захожу в храмы. У меня есть такая потребность – постоять там и подумать перед каким-то образом, пусть и не воспринимаемым глубоко, но всё-таки… Так же и ресторанчики – маленькие, несуетные. В Москве предпочитаю различные кавказские варианты. Я вырос на Кавказе, поэтому грузинская, азербайджанская кухни – с удовольствием… – Скоро Новый год. Что он нам несёт? Можно и политическое что-нибудь напророчить. – Я не хочу политическое. В этом смысле политика меня мало интересует, потому что Новый год для меня – это тепло, уют. И в определённой степени – одиночество. Очень бы хотелось, чтобы у каждого человека была такая «берлога», в которой он может скрыться, в которой он чувствует себя уютно, где он не боится, с одной стороны, остаться один на один с самим собой, а с другой стороны, обязательно с ним рядом это ложе делят близкие, родные и тёплые создания – дети, жена, семья... Поэтому я очень надеюсь на то, что Новый год – это прежде всего надежда и уверенность в том, что завтра будет лучше. |
