начало на 1 стр.

– Ну а, скажем, старый добрый «Маяк» – чем не клуб? В последнее время сильно обновился, стал неформальным. Что-то вы у них заимствовали?
– Если говорить – кто чего от кого взял, то скорее уж «Маяк» от нас. Поскольку когда мы начинали, «Маяк» был абсолютно косной государственной станцией, которую все долгое время знали как некую данность – традиционную, в основном ориентированную на пожилых людей. Они сделали реформирование на наши с вами деньги, налогоплательщиков, перекупили всех, кто мог говорить. Причём скупка велась бесцеремонно – приходили, тройную зарплату предлагали и забирали. И обезглавили они очень многие станции, забрали оттуда людей. Тем не менее и сейчас мы от «Маяка» очень сильно отличаемся, поскольку «Маяк» – абсолютно разномастная программа, в которой есть и какие-то молодёжные ведущие, и какие-то такие, сякие... Нет, «Маяк», наверное, это не то… И потом, у нас более свободная станция. Мы же негосударственное СМИ – это тоже важно понимать. Мы независимая, частная, маленькая скромная радиостанция, не входящая ни в какие холдинги. И это даёт нам определённую свободу манёвра.
– Пафосный вопрос: «Серебряный дождь» всё равно ведь поклоняется главным образом Золотому тельцу?
– Да, конечно, само собой. Потому что нас никто не дотирует. Как только примут закон о том, что население должно платить налог на радио – и вы, и я, и все здесь присутствующие будут вместе отдавать шесть рублей из своей зарплаты на то, чтобы мы существовали, то у нас не будет ни рекламы, ничего, мы будем распрекрасным образом работать, не поклоняясь никакому золотому тельцу. А пока, конечно, приходится ему поклоняться! Не то слово.
– Но я не о хлебе насущном веду речь. Понятно, что кормить семьи надо всем. Я имею в виду какие-то низменные изнаночные моменты. Это когда во имя рейтинга возможно всё – чернуха, желтуха, порнуха. Ну, как на некоторых «уважаемых» телеканалах.
– Не-не-не! У нас строго всё. Нет. Конечно, нет! У нас, наоборот, респектабельно всё и добропорядочно. Мы, например, колоссальное внимание уделяем социальной рекламе, которую нам никто не оплачивает, не проплачивает и никто нам её не заказывает. Это наше собственное самосознание. Мы говорим: а давайте сделаем ролик «Не пейте за рулём», давайте сделаем ролик «Уступите, если вы в пробке» (с боковой улицы если выезжает машина – пропустите её). Или – «Не рвите цветы на клумбах», не далее чем вчера записали мы такой ролик, у нас в Москве в этом году очень много тюльпанов выросло на клумбах, неожиданно для всех. Ну, и пенсионеры, и пионеры рады – забираются, срезают их, чтобы продавать в метро. И мы сделали ролик «Не рвите цветы на клумбах – давайте сохраним наш город красивым».
– Тюльпановое изобилие вы связываете с новым мэром?
– Не знаю, я сам ломаю голову. Ведь эти луковицы кто-то же закупал – то ли новый мэр, то ли старый ещё подсуетился. Но у нас никогда не было, чтоб такое количество тюльпанов!
– Старые луковицы взошли при новом мэре...
– Подумайте, как же обидно старому мэру. И радостно новому мэру и новым луковицам!
– В России не существует полноценной свободы слова. Каковы по отношению к вашей радиостанции пределы гласности? И кто её контролирует?
– Гласность контролирует государство. Пределы, безусловно, есть. Свободы слова, безусловно, нету в стране. Но что касается нас… Никаких на этот счёт проблем у нас никогда не возникало. То есть я всех ведущих наставляю: «Вы говорите, что хотите». Они приходят: «А можем мы позвонить Березовскому? Точно ничего не будет?» Я говорю: «Звоните, мне разве кто-то запрещал Березовского? Да звоните на здоровье». – «А можно Немцова в студию пригласить?» – «Да приглашайте, а что? Ради бога».
Но если мне завтра позвонят из Кремля и скажут: «Зачем вы пригласили Немцова? Больше не приглашайте», – я приду к ведущему и скажу: «Немцова сказали больше не приглашать!» Никто бороться не собирается с государственной машиной. Но как это ни удивительно или даже для кого-то неприятно прозвучит, мне никогда не звонили. Я понимаю, что на телевидении есть цензура, но у нас на радио такой ситуации ни разу никогда не возникало.
– Я думаю, вы просто «не злоупотребляете». Вам поэтому пока и не звонили.
– Ну, я не знаю, у нас такие были заносы-повороты! Может, действительно не заметили, а может, и принципиально не дёргают. Но факт есть факт: мне никогда никаких звонков от вышестоящих товарищей не поступало.
– Вряд ли ошибусь, если предположу, что Андрей Венедиктов на «Эхо Москвы» не раз получал и «приветы», и угрозы.
– Я думаю, что да. Но «Эхо Москвы» принадлежит «Газпрому». А «Газпром» – это, по сути, государственная организация. Отчасти «Эхо Москвы» контролируется, конечно же. Мне сложно сказать за Венедиктова, но, наверное, регулярно его вызывают и с ним многое обсуждают. Но он тоже не простой пассажир. С ним «свысока» достаточно сложно общаться. Если «так просто» ему скажут, он честь не отдаст и не пойдёт строевым шагом. Подход нужен. Но, наверное, власть как-то находит с ним общий язык, раз «Эхо Москвы» существует.
– Я знаю, что долго-долго работал у вас на «Серебряном дожде» Владимир Соловьёв.
– Тринадцать лет.
– Меня удивила его искренне благодарная фраза, сказанная, когда он уходил от вас. Он выразил глубокое почтение вам – генеральному директору «Серебряного дождя» Дмитрию Савицкому и продюсеру Наталье Сендеевой, заявив, что «для меня они открыли новый мир». Ироничный Соловьёв – такой подкованный, опытный мужик, казалось бы, он там сам себе Карл Маркс... Как понять этот его «сентимент»?
– Дело в том, что Володя Соловьёв, до того как начать работать на «Серебряном дожде», работал в компании по найму персонала. И никакого отношения не имел ни к шоу-бизнесу, ни к медиа-бизнесу, ни к журналистике вообще. Он оказался у нас в эфире, по сути дела, случайно. И то, что из себя представляет сегодняшний Соловьёв, состоялось исключительно благодаря нам. Мы оказались той водой, которая капнула на это зёрнышко. Он безусловно талантливый, одарённый человек, пусть и с очень сложным характером, с очень серьёзными нюансами и так далее. Но он личность. И вот на это зёрнышко, которое спало в земле и могло бы там пролежать и никогда не прорасти, на него пролился «Серебряный дождь» – и вот он пророс, раскрылся. Он благодарил нас искренне, я прекрасно понимаю, о чём вы привели цитату.
– Он сейчас суперзвезда телеканала «Россия».
– Да, сейчас это зёрнышко уже улетело. Я Володей всегда восхищаюсь. Считаю, что не существует другого интервьюера, который обладал бы такой потрясающей, просто фантастической реакцией. Это примерно как все машины едут 60 км/ч, а одна гонит под 400 км/ч. Вот, наверное, так. Я не могу ни с кем его сравнить.
– Ну что ж, пора мне вас и про Ксению Анатольевну расспросить. Вопрос такой: «Who is Ксения Собчак?»
– Так, а что конкретно вам интересно?
– Можете её как работницу «Серебряного дождя» охарактеризовать. Но лучше – как бывшую подругу. Вы ведь не один год были вместе.
– Были вместе, да. Потом разошлись. Отношения заканчиваются. Всё когда-нибудь проходит. Почему так? Вы знаете, если бы я был Господом Богом, я бы сказал про будущее каждого из нас. Чем закончится встреча с кем-то – предсказать очень сложно. Кто-то женится, а кто-то не женится. У нас с Ксенией были прекрасные отношения. Мы были вместе, и у нас был прекрасный роман. Ничего не могу сказать плохого о наших взаимоотношениях. Но через какое-то время, по прошествии двух с половиной лет, эти отношения прекратились. Вот, собственно, и всё.
– Без причины бывает разве что смех. Но не разлад-развод. Вы же не Басков плюс Фёдорова или «вечно влюблённый» Билан.
– Неужто вы верите в эту лабуду шоу-бизнеса про Баскова и Фёдорову? Ну это просто смешно. У нас с Ксенией всё было серьёзно. Но я абсолютно не публичный человек. Я достаточно редко даю интервью. Я не в шоу-бизнесе, не выхожу на сцену и не хожу ни на какие светские мероприятия вообще – в принципе не люблю их, да и времени у меня на это нет. Ксения совершенно другой человек, поэтому у нас не было «союза», целью которого состояло создать совместный пиар, который пригодился бы и ей и мне. У нас были просто хорошие человеческие отношения. Ксения – замечательный человек. Но отношения закончились. Я не могу сказать сейчас ничего ни плохого ни хорошего. Жизнь есть жизнь. Люди умирают или рождаются.
– А Собчак говорила, что вы очень спокойный, рациональный.
– Ну, может быть, это правда.
– Она говорила: «Я настолько ревнива, что с удовольствием бы проверяла его телефоны, какие эсэмэски к нему приходят».
– Да, она очень ревнивый человек, прям очень. То есть из всех женщин, которые были в моей жизни, Ксения на первом месте по ревности. Она, конечно, жёсткая собственница. (Смеётся.) Но у всех же есть свои недостатки и достоинства.
– Она заядлая тусовщица, а вы, напротив, не любите этот «свет». Может быть, именно это несовпадение всё и решило?
– У нас были, да, в том числе на эту тему какие-то ссоры. Она говорила: «Я очень хочу пойти туда, пойдём со мной». Я говорил, что «не хочу идти на открытие выставки, потому что там будут фотографы», вот и всё. Посмотреть выставку не получится. И знакомые там, с которыми трудно будет разговаривать. Я предпочитаю пойти в другой день, когда не будет всего этого и когда можно будет как раз выставку-то и посмотреть. Ну, я понимаю, что для Ксении это часть работы, надо поддерживать внимание, это такая ситуация, что нельзя выпасть из этого. Поэтому я к этому относился с пониманием.
– Мне подсказали, что она работает на «Серебряном дожде».
– Да-да-да. Она делает две программы у нас.
– Одна смешно-смешно как-то называется?
– Одна называется «Будни Барабахи», выходит в субботу, вторая называется «Станция Баррикадная» и выходит в среду – это, наоборот, достаточно серьёзная программа.
– Когда вы в коридоре встречаетесь, Ксения улыбается...
– Нет, у нас хорошие отношения, никаких нет проблем.
– Вспоминаете ли то ваше с ней время, скучаете? Вы же моложе были, как-то романтичнее?
– Ну, вы знаете, памяти ведь свойственно забывать всё плохое и оставлять только хорошее. И поэтому, конечно, когда вспоминаешь – то только какие-то хорошие, трогательные и приятные моменты. И не вспоминаешь бытовуху и какие-то ссоры.
– Если без особых подробностей, что это были за «хорошие моменты»?
– Например, какие-то трогательные подарки, которые мы делали друг другу. Благодаря Ксении я познакомился с массой интересных замечательных людей, с которыми у меня не было бы возможности как-то пересечься. А сейчас есть целый ряд известных личностей, с которыми я поддерживаю отношения, потому что они мне интересны, а я, видимо, интересен им.
– Вот выдержка из интернета: «Радиостанция Савицкого очень дружна с красивейшими моделями, в том числе с мировым именем. Одна из них – Елена Ляндрес». Или это «преданья старины глубокой»?
– Елена Ляндрес была моделью в далёкие 90-е годы, она уже давно мать двоих детей, сидит дома на даче.
– И всё-таки эта тема верна – о топ-моделях, красавицах молодых?
– Нет, это преувеличение.
– Были ли вы в Куршевеле?
– Да, конечно. Много раз. Я очень люблю Куршевель.
– Любите как лыжник?
– Да, исключительно как лыжник. Я ведь тусовок не терплю. Но там и очень хорошая кухня, пусть даже совершенно ненормальные цены. Я считаю Куршевель лучшим горнолыжным курортом Европы, и со мной согласны все, кто был в Австрии, кто катался в Италии – и все солидарны в том, что да, действительно это круто, Труа Валле – вот эти три долины потрясающие. А дальше уже на любителя. Но когда там много знакомых, друзей и вечером можно пойти к кому-то в дом, кто там снимает особняк, посетить русский ужин с винегретом, с селёдочкой, картошечкой, водкой – вообще прекрасно. То есть ты приезжаешь туда – и надо понимать, что ты будешь всё время не один: друзья, тусовки, хорошие рестораны, компании. Мне Куршевель очень нравится, ничего не могу сказать против этого. Там цены – да, это безумие, а в остальном всё прекрасно.
– И всё же в слове «Куршевель» – не просто лыжный горный рай. Вальпургиевы ночи, полёты на метле, куражи толстосумов и нескромность силиконовых див. Издалека кажется, что русские там демонстративно бравируют своей «успешностью», мол, Россия – благополучная страна, и мы приезжаем в Альпы такие все гламурненькие…
– Это примерно такое же представление, как у иностранцев, полагающих, что в Москве по Красной площади медведи ходят, а люди пьют из вёдер… В Куршевеле такого не много. Может, я это не застал, потому что поехал в Куршевель ещё до того, как я начал встречаться с Ксенией Собчак. Я там сам по себе был. Ничего особенного при мне там не случалось – ну дискотека, ну на машинах каких-то там приезжали навороченных, но чего-то «мегаэкстраординарного» я не заметил. Да, конечно, чопорные французы и прижимистые англичане смотрят и фыркают, им это немножко странно и непривычно. Но в России у нас свой менталитет и свои привычки. Мы же не можем подъехать к ресторану не на мерседесе! Другое дело, что мне, например, это всё фиолетово, я из Парижа в Куршевель ездил на «Фиат-Пиканто», или как эта машина называется – «Тойота-Пиканто», короче, маленькая такая машинка. Мне плевать, что там внутри – «мерс» это или не «мерс», мне всё равно. Я приехал, мне так удобно, что она паркуется где угодно, маленькая, мобильная. Всё, какие вопросы-то! Мне говорят: да тебя засыплет снег, ты на своей «пиканто» до весны не уедешь! Я говорю: да ладно, нормально.
А в Куршевеле – кого что интересует. Есть девушки насиликоненные, которые забираются на гору с лыжами, ставят лыжи, весь день сидят в ресторане, пьют вино и снимают мужиков. А я весь день катаюсь по прекрасным долинам, уезжаю далеко, чуть ли не до Италии. Кого что привлекает. Есть масса людей, для которых Куршевель – это тусовка. А есть те, для кого это прекрасная каталка.
– Как думаете, а Михаила Прохорова что там привлекало?
– Михаила Прохорова что привлекало там, я, честно говоря, доподлинно не знаю. Говорят, просто Куршевель и Прохоров нашли друг друга. Ну, приходил он туда с этими девчонками, которых из модельных агентств набирал. Ну, приходил и приходил, сидел там в ресторане. Наверное, и спал с ними. Может, и не спал, мне вообще, честно говоря… Я с ним не знаком, поэтому мне индифферентно.
– Прохоров прямо от куршевельских красавиц – да в практическую политику двинул.
– То, что он сейчас делает, мне вполне нравится. Вот появится у нас «мобиль Ё», который будет недорогой и будет нормально ездить – и слава богу. Предлагает он сейчас какие-то там изменения в законодательстве по труду, дай бог, чтоб они прошли, хоть что-то нормальное будет.
– Так там же у него в проекте безразмерная рабоче-рабовладельческая неделя!
– Я не знаю деталей… Прохоров мне представляется успешным бизнесменом. В моём представлении, он должен всё-таки делать какие-то вещи, которые отражают нормальные трудовые процессы. У нас ведь сейчас нет никаких контрактов, то есть мы не можем удержать работника контрактом, он вправе завтра же перейти в конкурирующую компанию. Вот даже название ваше – «Конкурент» – в наших российских реалиях звучит чуть ли не угрожающе. Поскольку, перебежав к конкурентам, любой работник может высказывать все ваши секреты, что невозможно на Западе. Там тебя будут штрафовать, ты станешь платить неустойку. У нас этого ничего нет. Законодательство отражает интересы граждан, но никоим образом не интересы работодателей.
– Просто в России государственные чиновники, депутаты Госдумы – «удивительные».
– Их это всё не очень интересует, да.
– А какова будет ваша оценка Путина и Медведева? Различаете вы их, не различаете, кто вам больше симпатичен?
– Я их различаю. Мне более симпатичен Медведев – своими взглядами, направленными позитивно. Поэтому мне он импонирует. И вообще я считаю, что при всём каком-то условном соблюдении законодательства всё-таки закон есть, и его надо соблюдать, и будут выборы, и каждый может выбрать своего лидера и за него голосовать. Если будут оба – Путин и Медведев – на выборах, я свой голос отдам Медведеву. Но думаю, что победит Путин, потому что его все очень любят.
– «Серебряный дождь» – звучит красиво. Но в России нередко льют дожди кислотные. Волнует ли вас, что на местами кудряво-куршевелевой планете повсеместно жестоко обращаются с природой? А уж в России-то нашей – и заповедники пылают, и в драгоценный Байкал сливаются тонны нечистот.
– Конечно, волнует! Я не понимаю, почему опять было подписано разрешение целлюлозному комбинату на Байкале? Я не знаю, какими мотивами всё это оправдывается. И я не понимаю, почему всё прошлое лето горела европейская Россия, а этим летом горят уже Сибирь и Дальний Восток. Не сомневаюсь, что Москва опять будет в торфяном дыму. Это просто чудовищно.
– А с другой стороны, при любом правительстве с этим киряющим народом ни черта и решить нельзя: вот они жгут и жгут, жгут и жгут. И напьются жгут, и трезвые жгут. Во многих случаях и специально это делают – чтобы получить рабочие места на пожарах, чтобы новую хату попытаться заполучить…
– Я уверен, что и в этом году будет такая же история, что люди будут специально поджигать деревни, чтобы им дали деньги построить новый дом. К сожалению, у нас страна, в которой полностью выкосили достойный генофонд, который был когда-то в цивилизованной стране. Сейчас все мы – потомки рабочих, крестьян, кухарок, которые выжили после 1917 года. Но пройдёт лет шестьдесят, мы как-то переродимся – и может быть, Россия вновь станет достойной. И тотальное это безобразие тогда только, может, и уйдёт.
– Такого уровня разговоры, диалоги, полемика на «Серебряном дожде» бывают – чтобы про генофонд, про тотальные безобразия?
– Да, всё это есть. Это всё может быть. В зависимости от ситуации: будет интересно – поговорим, не будет интересно – не поговорим. Мы не пытаемся кого-то учить, но пытаемся всё-таки подавать некий позитивный пример.
– А знаете ли вы такого – Дмитрия Савицкого, только не Дмитрия Владимировича, а Дмитрия Петровича – писателя, поэта, радиожурналиста?
– Да-да-да! Это мой однофамилец и тёзка, он во Франции живёт, работает, по-моему, на Би-Би-Си или на радио «Свобода». Но я с ним не знаком. Совпадение действительно очень удивительное.
– Знаменитая премия «Серебряная калоша». Вы вроде как её учредитель, да?
– Не я, а радиостанция наша. Премия эта вручается за сомнительные достижения. Раньше мы говорили, что «Серебряная калоша» – это церемония вручения премии за самые сомнительные достижения в области шоу-бизнеса, – так звучало полное название. С тех пор миновало много лет – и шоу-бизнеса не стало, по сути дела. Прошли те времена, когда все с замиранием сердца следили за тем, что напишет «Звуковая дорожка» «Московского комсомольца» Артура Гаспаряна, что продемонстрирует программа «Муз-
обоз» с Иваном Демидовым. Сейчас уже никто и названий-то этих не помнит. Короче, шоу-бизнеса как такового уже нет, и «Серебряная калоша» давно вышла за рамки того же самого шоу-бизнеса, теперь «Серебряная калоша» – это и политика, «Серебряная калоша» – это и спорт, и телевидение, и кино, и так далее.
– Ваше хобби…
– Я учу французский язык, это единственное моё хобби. Учу я его уже много лет и крайне неуспешно, на мой взгляд. Но не бросаю. Это сложный язык, тем не менее в качестве хобби я два раза в неделю занимаюсь французским. Про горные лыжи я уже рассказал, ещё освоил и сноуборд – благодаря Ксении Собчак. Она меня сподвигла, потому что я катался на лыжах, а сноуборда боялся. Она говорила: научись, научись, это прикольно! И я, в общем-то, научился. Но пока всё равно горные лыжи мне больше нравятся, чем сноуборд.
– Тренинг для интеллекта (помимо французского языка).
– Читаю в интернете несколько блогов, которые мне очень близки по духу. На книги времени остаётся мало. Хотя вот сейчас взял с собой в поездку пару книг и хотел их прочитать, но пока не удаётся, буквально нет ни минуты свободной.
– Рекламируемые писатели? Или случайный набор?
– По знакомству обычно, кто-то рекомендует: «А вот эта вот книга – улёт!»
– Вот вы не ходите на светские тусовки. Но вы же можете, подобно Лермонтову, предстать на них с рефреном «печально я гляжу на наше поколенье». С этакой серебряной калошей за пазухой…
– Но я не медийный персонаж. Я никого особо не интересую с этой точки зрения. А сам я не очень интересуюсь этими самыми тусовками, потому что они фальшивы насквозь.
– Не интересуетесь, потому что не ходите.
– Нет, ну что я – не был, что ли? Я был, много раз, просто мне это не очень интересно. И у меня проблема – плохая память на лица. И если я на тусовку прихожу, встречаю каких-то людей, которые говорят: «О, привет! Ну что, как дела?» А я даже не знаю, кто это, я не могу вспомнить, у меня всё время неловкая ситуация из-за этого! Плюс я, честно говоря, не очень люблю ощущать на себе внимание, смущаюсь. Поэтому я туда не ходок.
– Но у себя под «Дождём» вы-то в центре внимания?
– Знаете, про меня говорят, что я жёсткий руководитель. Я на это могу сказать: «Если начальник не говно – это говно-начальник».