«Конкурент» беседует с известным красноярским продюсером и режиссёром.

Её нельзя назвать человеком одной профессии: она и режиссёр, и продюсер, и поэт. Творчество во всех своих проявлениях – вот стихия Элины Астраханцевой. И ещё – упрямый характер. Не случайно последняя её работа как продюсера – цикл фильмов о красноярских художниках «Палитра сибирских мастеров. ХХ век» – дело крайне нужное, но совсем не коммерческое. Просто она не может позволить ни себе, ни своим современникам позабыть и растерять драгоценное наследие, оставленное нам талантливыми земляками.

– Элина, ваша сфера деятельности – кинодокументалистика – достаточно экзотична для Красноярска. Есть ли вообще, по большому счёту, документальное кино в нашем городе?
– Конечно. В Красноярске документальное кино существовало с 1982 года, когда была открыта Красноярская киностудия, которая являлась тогда филиалом Свердловской киностудии. Но волею судеб в 2007 году она была выставлена на торги, и её приобрел некий коммерсант. Были туманные обещания продолжить деятельность, но в итоге специалисты, которые работали в кинематографе по 25 лет, остались не у дел. Кинематографисты, которые имеют в своём портфолио по десять и более фильмов, получивших в своё время известность и в России, и за рубежом. Например, Ирина Борисовна Зайцева, наш знаменитый режиссёр. Долго перечислять все награды, которые она получала за свои фильмы. И такие люди оказались не у дел.
– Надолго ли?
– Нет, в том же 2007 году Ирина предложила мне открыть совершенно новую, независимую киностудию «Архипелаг». Так получилось, что мы сразу получили грант от фонда Прохорова и сняли свой первый фильм «Шарыповское дело» о трагических событиях Гражданской войны. Он был удостоен нескольких наград, прошёл по различным фестивалям и на международном фестивале «Сталкер» в Москве получил приз имени Георгия Жжёнова. Потом его показали на фестивале «Окно в Европу», на фестивале «Докфест», и ещё мы получили приз жюри на Екатеринбургском фестивале «Человек и война». Этот фильм стал началом нашей деятельности.
– Сейчас вы продолжаете снимать серию фильмов о красноярских художниках. Достаточно хлопотное и недешёвое дело – документальный сериал. Как это вам удалось?
– Изначально мы выиграли грант Хлопонина на осуществление большого и красивого проекта «Палитра сибирских мастеров. ХХ век». Недавно состоялась премьера уже четвёртого фильма, о Борисе Ряузове, а до этого сняли о Юрии Худоногове, Андрее Поздееве и Тойво Ряннеле. Эти фильмы – реальные документы, лет через 50 нас не будет, а они останутся. А ещё это по-настоящему имиджевый проект для нашего края. Когда наши фильмы показывают людям из других городов и регионов, все удивляются, говорят, что такого удивительного проекта нигде нет. Когда я работала над фильмом о Поздееве, я долгое время сидела в архивах, изучала там протоколы творческих собраний, худсоветов, где художники друг друга обсуждали. И я была поражена: каким-то образом сохранились плёнки шестидесятых годов, которые давно все считали утраченными. На премьере друзья Поздеева мне рассказали, что эти съёмки сам Поздеев искал, но не нашёл. Там были кадры и с Юрием Худоноговым. Елена Юрьевна, его дочь, очень удивилась, когда их увидела. Ещё нашла несколько сюжетов с Борисом Ряузовым. Меня это сильно воодушевило. Наши фильмы – это то, что от нас останется, мы тоже делаем их для наших потомков. Эти документы бесценны.
– И всё же не могу не спросить: на какие средства существуете? Вряд ли правительственные гранты позволяют решить все финансовые вопросы.
– Живём мы очень сложно. Буквально на днях один мой коллега, известный оператор и режиссёр, сказал мне, что, беседуя в кулуарах с кем-то из чиновников министерства культуры, услышал такую вещь: «Вы знаете, мы рассматриваем вашу студию как ваше личное дело». Это порази-
тельно! Ведь та же Ирина Борисовна Зай-цева в своё время за фильм «Жили-были старик со старухой» получила гран-при Мадридского фестиваля. Фильм участвовал в показах в Амстердаме, в Дьёре, прошёл по очень многим фестивалям, и везде было написано – «город Красноярск». Это фильм о жителях Красноярского края, о людях, живущих на берегу нашей реки. Как можно говорить о его создателях, что это их личное дело? Это, с одной стороны, смешно, с другой стороны – какой уровень равнодушия должен быть у людей, чтобы такими категориями судить об искусстве? Да, Красноярской киностудии не стало, но творческий костяк, основа никуда не делась, и мы продолжаем работать, пусть в рамках независимой организации. Наверное, из-за того, что мы независимая автономная киностудия, чиновники считают, что мы делаем какое-то своё личное дело. Но у нас некоммерческая организация, мы не зарабатываем на этом большие деньги, более того, вот этот проект о художниках мы доделываем практически на свои средства, потому что те деньги, которые были получены, давно закончились.
– А если не оглядываться на сильных мира сего, вообще сфера кинодокументалистики – это перспективный бизнес?
– Это очень сложный вопрос. Мне кажется, что сейчас вообще наступает эра документального кино, людям оно интересно. Не зря же Ленин сказал, что самым важным для нас видом искусства является кино. И это верно, потому что это один из наиболее действенных и демократичных видов искусства. Сейчас, особенно с развитием Интернета, оно вообще стало без границ, но почему-то государство мало его поддерживает на всех уровнях, считается, что это исключительно бизнес. Но кинобизнес – это просто сериалы, жвачка. Когда речь идёт о каких-то более серьёзных вещах, это не может быть бизнесом. «Война и мир» Толстого – это не бизнес. Просто ему повезло, что он был графом. А много людей в кинематографии сейчас занимаются такими же серьёзными вещами, но с финансовой точки зрения они остаются в подвешенном состоянии. Очень бы хотелось, чтобы эта ситуация изменилась, чтобы по-другому посмотрели на нас.
– Хорошо, вот вы сняли кино про Поздеева. Какая аудитория у этого фильма? Кто и где его может увидеть?
– Я говорила с искусствоведами, которые помогали нам делать этот и другие фильмы. Марина Валентиновна Москалюк, профессор, сейчас ведёт спецкурс в Педуниверситете «Как смотреть и понимать искусство», показывает будущим педагогам наши фильмы. Татьяна Михайловна Ломонова, преподаватель Академии искусств, собирается в следующем семестре своим студентам их показывать. Союз архитекторов попросил устроить показы наших фильмов. То есть эти фильмы уже сейчас работают. Ведь молодёжь ходит мимо памятника Поздееву и часто не представляет, что это за личность, что это за мир, который скрывается за этой бронзовой фигурой. И когда видят о нём фильм, это для них большое открытие. Мне кажется очень важным то, что мы делаем. Мы оставляем бесценные документы нашего времени. Сейчас я веду переговоры с КИЦем и с Красноярским домом кино, чтобы там показать уже весь цикл «Палитры сибирских мастеров». Мне бы хотелось поработать с каким-то из коммерческих кинотеатров, где есть много залов. При хорошей рекламе собрать какое-то количество людей можно, потому что красноярцы заинтересованы. Например, на премьере фильма о Поздееве много людей было, приезжали с другого конца города, как-то где-то узнавали, через пробки пробивались, замёрзшие... Если сделать нормальную информационную поддержку, люди придут. Кроме того, мы будем продавать диски с этими фильмами. Когда мы сделаем свой сайт, а это тоже в планах, сможем продавать их и через интернет в другие города.
– Как насчёт конкуренции? У нас в городе есть ещё студии, коллективы, которые тоже занимаются документальным кино?
– Сейчас существует несколько работающих студий. Недавно была премьера фильма Александра Кузнецова «Территория любви». Ребята вышли и сказали, что наконец-то в Красноярске началась эра документального кино. Меня позабавили эти слова, потому что мне кажется, как минимум невежливо не знать о том, что рядом существуют ещё другие документалисты. Я вот знаю все студии, которые есть в Красноярске, и всех, кто на них работает. Даже если лично не со всеми знакома, то представляю, что они делают, и с большим уважением и интересом отношусь. Вообще, мы живём в очень интересное время, и если те, кто распоряжается бюджетом, обратят внимание на эту тенденцию и кино тоже будет субсидироваться, например, через систему грантов или через систему субсидий, которая существует в федеральном министерстве, то, возможно, Красноярск заявит о себе и в этом виде искусства. Потому что есть силы, есть молодые, творческие, амбициозные люди, есть специалисты, владеющие опытом, которые готовы делиться знаниями, школу какую-то вести. Просто нужно, чтобы во власти нашлись люди, которые, как когда-то Ленин, понимали бы, насколько важно искусство кино.
– А как сейчас Красноярск выглядит в этом плане на фоне других российских городов?
– Я думаю, на невысоком уровне. Например, в Перми очень хороший уровень. Там есть режиссер Павел Печёнкин, он много делает для популяризации документального кино. У него есть интересная идея – ввести в вузах такой предмет, как медиа-
образование. Это важно в современных условиях, когда каждый имеет доступ к камере и каждый должен уметь с ней обращаться. Снимают сейчас многие, но должна же быть какая-то культура. Ещё Екатеринбург. Там в советское время была огромная кинофабрика, и сейчас на её основе организовано около двадцати студий, они там и документальное и игровое кино снимают вполне успешно.
– Продюсер – это ваша профессия?
– Нет, у нас этому пока не учат, я на самом деле филолог. Просто так сложились обстоятельства, что на жизненном пути мне много всего приходилось организовывать практически с нуля. Есть такой опыт. В идеале продюсер должен находить деньги и обеспечивать весь производственный процесс. За три года существования студии мы выпускаем уже шестой или седьмой фильм, но это не только моя заслуга. Мы работаем вместе с Ириной Зайцевой, со Святославом Чаплинским, вместе открывали эту студию и всё делаем вместе.
– А материально-техническая база? Ведь киностудия – это большие помещения, громоздкая техника, куча народу…
– Раньше так было. Сейчас технологии шагнули далеко вперёд, поэтому всё, что нужно, – хорошая видеокамера и компьютер для монтажа. А помещение мы условно снимаем в КИЦе. Помимо тех, кого я назвала, у нас много приходящих специалистов – дизайнеры, звукорежиссёры, фотографы, много с кем мы сотрудничаем. Это люди молодые, на разных условиях нам помогают, но чаще всего на энтузиазме, так скажем, потому что достойно платить мы пока не можем.
– Вы с детства мечтали работать на телевидении?
– Нет, я мечтала стать режиссёром игрового кино. Но так сложилось, что сначала работала на Красноярской киностудии, а потом в «Афонтово» и на ТВК режиссёром. Был ещё период до телевидения, я была ещё студенткой, мы с моей подругой и партнёром Ольгой Мосейковой в ГорДК устраивали вечера авангардного искусства и рок-музыки. Это продолжалось примерно с 1989 по 1993 год. Они проходили каждый месяц, собирали очень большую молодёжную аудиторию.
– То есть вы стояли у истоков красноярского рока?
– Не совсем так. У истоков стояли музыканты, а я помогала устраивать им концерты. Именно в то время рок-музыка начинала свой путь в массы. У нас выступали не только красноярские команды, мы приглашали музыкантов из ближайших регионов – из Иркутска, Новосибирска, Барнаула. Региональные связи у нас были хорошо налажены. Со временем стали приглашать свердловские команды, теперь они питерские. Например, мы первыми в Красноярск привезли Настю Полеву, «Агату Кристи». Тогда ещё братья Самойловы не были крутыми и не имели всероссийской известности. А познакомилась я с ними как раз на Свердловской киностудии, я тогда уже работала в красноярском филиале. Приехала туда, и первым человеком, которого я встретила в Свердловске, была Настя. Я её увидела в дверях киностудии и сказала «О, Настя! Здравствуйте! Я хочу с вами познакомиться, я из Красноярска». А Вадим Самойлов там же работал, на свердловской киностудии, там была хорошо оборудованная студия звукозаписи. И я пригласила их в Красноярск. Потом мы привозили «Крематорий», много других групп. В то время государственная филармония занималась серьёзными попсовыми коллективами, а мы занимались теми, которые ещё не были встроены в систему шоу-бизнеса, но уже были интересны и собирали полные залы. В какой-то момент предполагалось сделать из этого организацию, но я не хотела этим заниматься, мне было интереснее кино.
– Ещё где-то, кроме телевидения и шоу-бизнеса, пробовали себя?
– Был у меня такой период, когда я много работала на выборах, ездила по стране с командой имиджмейкеров, правильнее говорить, политтехнологов. Это была очень интересная, очень трудная, очень азартная работа. Я вообще азартный человек. Мои кандидаты и в Госдуму проходили, и на местном уровне избирались с разной степенью успешности. Такая работа связана с манипуляцией общественным сознанием. Но эта работа для людей, не задумывающихся о моральной стороне профессии. Например, мы работали на малоизвестного кандидата, специально баллотировавшегося, чтобы кто-то не прошёл. То есть наша задача была просто оттянуть голоса. В какой-то момент появились безумно грязные технологии, это стало несовместимо с моим представлением о морали, о том, что можно делать, а что нельзя. И я ушла оттуда, хотя там были хорошие деньги и хорошие перспективы. Потом хотела вернуться на телевидение, но почти все каналы тогда урезали своё вещание. Да и вообще прошёл пик развития красноярского телевидения.
– Когда-то оно считалось одним из лучших в стране…
– Да, я как раз попала в эту волну. На «Афонтово» я пришла, когда оно ещё находилось в подвале на Диктатуры. Там работали очень интересные люди, до сих пор приятно об этом времени вспоминать. Меня привел туда мой друг Саша Абрамович, он был рок-музыкантом, лидером группы «Война с саламандрами». Мы работали там режиссёрами в новостях. Это была сложная и интересная работа. И в творческом плане мы были достаточно свободными. А потом там стали наводить порядок, всех творческих людей построили, посчитали, загнали в некие рамки, и все начали оттуда эмигрировать. Потом уже, когда я перешла работать на другой канал, я с удивлением узнала, что режиссёр в новостях должен быть не один. Еще есть помощники, ассистенты и прочее, а мы по одному сидели по 12 часов и выпускали самые лучшие новости в городе. У меня даже своя концепция была, что сюжет должен быть законченный, вроде мини-фильма, чтобы за одну минуту рассказать о событии от и до.
– Помимо кино и телевидения, вы известны как поэт. Ваши стихи когда-нибудь издавались?
– Я писала стихи, сейчас не пишу. В журналах много печаталась. Роман Харисович Солнцев, редактор журнала «День и ночь», несколько раз спрашивал мои стихи, я всё собиралась, но так и не отдала их при его жизни. Когда отдала, там уже другие люди сидели, и они мне написали забавную рецензию, что в моих стихах очень много стилистических ошибок. А потом эти же стихи опубликовали в Сан-Франциско.
 Но на самом деле стихами надо жить. Я не из тех людей, которые могут стишок написать, а потом бежать на работу. Поэзия – это то, куда надо вкладывать всё своё время, энергию, разум. Когда ты работаешь продюсером, слишком много больших и мелких организаторских забот забирают время. Может быть, я когда-нибудь вернусь к литературе. Скорее всего, это будет проза. Стихи требуют какого-то тонкого состояния души и погружённости в этот процесс, а организаторская работа требует большой подвижности, суеты. Суетный человек не может быть тонким, поэтому тонкое начало в себе приходится упрятывать в кладовку.
– Кого из писателей вы назвали бы своим учителем?
– Марсель Пруст. Я читаю не то, что писатель пишет, а как пишет. Для меня всегда форма более соблазнительна. «По направлению к Свану» я могу читать с любого места и наслаждаться этим. Ещё из писателей обожаю Борхеса. В своё время знала как Библию Маркеса и Кортасара. Из русской литературы очень любила Державина, вообще русскую поэзию, особенно Серебряный век. Льва Николаевича Толстого несколько раз перечитывала, «Войну и мир». Причём не в школе, тогда я была совсем не готова к такому сложному произведению. Из сибирских – Виктор Астафьев. Это для меня и проза, и поэзия. Его «Царь-рыба» – это поэма, я считаю. Как-то в университете Виктор Петрович читал нам свой новый рассказ, и его спросили: «А это всё правда было?» Он сказал: «Не, ребята, конечно, всё наврал. Если писать, что было по правде, тебе никто не поверит». То, что происходит в жизни, часто так закручено…
– Как кино?
– В кино, кстати, то же самое. Например, режиссёр Тарковский. Я помню, как меня поразило его «Зеркало», когда я смотрела его первый раз. Мне было 19, и я не поняла всего. Но движение камеры, предметов в кадре, как выстроена мизансцена, как звучат стихи за кадром, его символы – это всё завораживало меня. Было ощущение магнетизма. Вот здесь – единство формы и содержания.
Вообще, в кинематографе я нашла несколько своих режиссёров, например, Алексей Герман, Отар Иоселиани. Из зарубежных – итальянцев очень люблю.
– А где бы вы жили, если не в России?
– Я бы с удовольствием жила в Париже. Либо на берегу Средиземного моря, в Италии.
– Путешествовать любите?
– Да, но только самостоятельно, без всяких путёвок и гидов. В 2003 году мы ездили по Европе самостоятельно: покупали сами билеты, уехали в Берлин, потом в Париж, потом в Рим. Самому выбирать маршрут гораздо интереснее и ценнее. Например, захотели – и поехали в Ле Бурже, музей авиационной и космической техники. Это потрясающе! Во Франции все – противники английского языка, ты там в вакууме находишься, тебя никто не понимает. А тут мы попали в этот музей, а там русские космические капсулы с надписью «СССР», – сразу такая гордость за свою страну появилась. Затем мы поехали в Италию, обошли весь Рим. Одна наша знакомая замужем за итальянцем, коренным жителем Рима, и он нас возил по таким местам, которые ни один гид тебе не покажет! Например, показал место, которое у них называется «задница Папы». Туда надо ехать ночью. Представьте высокий забор, огромные ворота, наглухо запертые, и в них скважина замочная, а когда в неё смотришь, то видишь длинную прекрасную аллею, а за ней – освещённый Собор Святого Петра. Еще поразило: нас привели в модную римскую пиццерию, а она оказалась обшарпанная, неказистая. Мы спросили: «А где же ваш евроремонт?» Нам ответили, что «евроремонт – это в России, а у нас чем старее, тем почётнее».
– На природе любите бывать?
– Природа – это второе я. Это то же самое, что люди, только в другой ипостаси. Я себя естественно, органично чувствую на природе. И когда с ней люди небрежно обращаются, они словно сами себя обирают или уничтожают.
– Интернет для вас важен?
– Это необходимость. Когда у меня заканчивается Интернет, я себя чувствую отрезанной от мира. Я бы не сказала, что живу в социальных сетях, тем не менее посещаю их регулярно. Но новости получаю всё-таки из телевизора.
– Вам не кажется, что нам не хватает какого-то ещё телеканала?
– Мне хочется вообще всё телевидение закрыть, которое сейчас есть. Оно стало настолько ангажированным, несвободным, и вообще, все эти сериалы, развлекательные программы, они убивают всё духовное в нашем обществе. Мне не то чтобы не хватает, мне кажется, в телевизоре очень много плохого. Люди смотрят низкопробный, ложный продукт, который делается только для того, чтобы заработать деньги. Коммерциализация телевидения и кино – это болезнь нашего общества.
– Вы суеверны?
– Я не верю в приметы по большому счёту, но я интуитивный человек, прислушиваюсь к себе. Если мой организм говорит мне, делать что-то или нет, я его слушаюсь. С другой стороны, меня мама научила, когда возвращаешься, если что-то забыл, смотреться в зеркало, и я не задумываясь её копирую. А если этого не сделаю, буду чувствовать дискомфорт.
– Как ваша семья? Дети помогают вам в ваших делах, хотят быть на вас похожими?
– У меня два сына. Один уже взрослый самостоятельный человек, Иван, помогает мне во многом. И я ему очень благодарна, потому что он ведёт себя по отношению ко мне как настоящий мужчина. А младшему Артёму десять лет, я его ещё ращу, и понимаю, насколько это мимолётно, как быстро дети растут, получаю нереальное удовольствие от общения с ним. Радуюсь, что он уже чему-то научился помимо меня.
– Вы счастливый человек? Что для вас счастье?
– Моменты счастья бывают очень разные. Когда была премьера фильма о Поздееве и после показа и обсуждения зал вдруг поднялся и стоя стал аплодировать, наверное, это было счастье. Это было очень неожиданно и трогательно. Это одно. Когда я со своим ребенком – это другое счастье. Когда с любимым мужчиной – третье. У счастья много разных имён, и мне повезло, что я это очень тонко и остро чувствую.