«Конкурент» беседует с председателем временной избирательной комиссии Красноярского края.

– Константин Анатольевич, еще рано делать прогнозы, но можно ли предположить характер предстоящих выборов? Ожидаете ли вы громких акций, скандалов?
– Спокойных выборов по определению быть не может. Ведь это борьба, в которой большинство кандидатов обречено проиграть. Большинство потому, что на одно место, как правило, претендуют гораздо больше двух человек. Даже на Западе с его вроде бы уже устоявшейся демократией выборные кампании всегда сопровождаются различными по мощности потрясениями. Вспомните хотя бы последние выборы президента в США, когда голоса пересчитывали несколько недель. Все это время американские политики и журналисты сообщали о фальсификациях, подтасовках и прочих беззакониях и несправедливостях, якобы допущенных во время выборов. Изобиловала разоблачениями и недавняя кампания по выборам президента Бразилии. Оглушительными скандалами, требованиями пересчета бюллетеней, отказами признавать победу противника запомнились выборы в Мексике и в Италии.
Громкие заявления политических аутсайдеров неизбежны. Это чисто психологический феномен. Признать свое поражение трудно. Надо обладать очень высокой степенью мужества, чтобы заявить, что соперник оказался сильнее, что его программа была лучше, понятней, ближе людям. Уязвленное самолюбие не допускает мысли, что избиратели просто-напросто предпочли твоего конкурента. Гораздо проще, а главное, психологически комфортнее обвинить в своем проигрыше кого-то другого. Например, соперников, которые играли нечестно. Либо избирательную комиссию, которая все на свете сфальсифицировала.
Нападки на избирком уже начались. Очевидно, определенные политические силы решили найти виновных в возможном проигрыше заранее. В краевой прессе уже прозвучали заявления ряда красноярских политиков о том, что их, мол, не пустят на выборы и так далее. Несколько писем аналогичного содержания поступили и к нам. Авторы писем нас строго предупреждают – в случае чего «мы оставляем за собой право обратиться в суд». Вот это правильно! Обращайтесь! Давайте решать споры цивилизованно. Я готов отстаивать свою точку зрения в суде. Но никто почему-то не обращается. Предпочитают сотрясать воздух, будоражить общественность, пугать нас судебными исками – последнее просто смешно. К нападкам на избирком я отношусь философски. Это неизбежная «нагрузка» к нашей работе. Нечто вроде каких-нибудь неликвидных консервов, которые в советские времена навязывали покупателям – в придачу, например, к апельсинам. По большому счету, такая «нагрузка» есть на любой работе.
Но вернемся к предстоящим выборам в Законодательное Собрание объединенного Красноярского края. Я надеюсь, что в целом кампания будет гораздо спокойнее, чем, например, выборы губернатора 2002 года. Или выборы президента в 1996 году, когда Доренко изо дня в день втаптывал в грязь Лужкова и Примакова. В сюжетах тех лет компромат лился потоком, правда была замешана с чудовищной клеветой, но народ воспринимал все за чистую монету. Сегодня такое представить трудно. Федеральное законодательство существенно ограничило возможности «мочить» конкурентов. И телевизионные политические аналитики, и сами претенденты на выборные должности обязаны быть предельно сдержанными. В противном случае кандидата можно снять с выборов, а СМИ лишить лицензии. Себя кандидаты могут расхваливать сколько угодно. Но ругать соперников запрещено.
– Вы лучше пиарщиков знакомы с «черными технологиями». Можно ли бороться с такими методами, как компроматы, «серые публикации», самооговаривание?
– Искоренить «черный пиар» невозможно, как невозможно искоренить преступность. Сколько бы мы ни совершенствовали избирательное законодательство – политтехнологи, со своей стороны, ведь тоже не будут сидеть сложа руки! Люди они неглупые, лазейки найдут. Будут и откровенные нарушения. Когда соцопросы показывают, что кандидат проигрывает, а до дня голосования осталось всего несколько дней, заинтересованные лица готовы идти на все – ведь победителей не судят! Вы думаете, что в США нет нарушений выборного законодательства? Уверяю вас, там множество такого рода фактов. Например, в Питсбурге (Пенсильвания) в почтовых ящиках горожан перед президентскими выборами появились отпечатанные на официальных бланках штата объявления о том, что «голосование продлевается до среды, причем республиканцы голосуют во вторник, а демократы – в среду». Еще более одиозный случай имел место в штате Висконсин. Накануне голосования в кварталах, где преимущественно проживают афроамериканцы, были расклеены объявления, гласящие, что «граждане, уже голосовавшие на каких-либо выборах в этом году, не имеют права голосовать повторно. В противном случае их посадят на 10 лет в тюрьму и разлучат с детьми».
Но проблема не только в «черном пиаре» как таковом. Очень важно, как люди будут ко всему этому относиться. Как говорится, купятся они или нет. А это уже вопрос правовой культуры и гражданской позиции. Сегодняшний избиратель гораздо грамотнее и сознательнее, чем 5-10 лет назад. Многие приемчики уже не работают, люди поняли, что к чему. И это видно не только на примере избирательных технологий. Например, затеей типа МММ сегодня вряд ли кого соблазнишь. А ведь совсем недавно – по историческим меркам прошло мгновение! – Мавроди привлек в свою пирамиду миллионы россиян.
– Ваше отношение к «странным» партиям, которые создаются перед выборами или так халатно относятся к требованиям законодательства, что не могут принять участие в выборах?
– Все эти партийные образования недолговечны. Кстати, статистика свидетельствует о том, что количество таких партий неуклонно сокращается. Так, в выборах в Государственную Думу 2003 года принимали участие 44 партии. А по последним данным Росрегистрации, право участвовать в выборах имеют всего 17 партий. По данным этой же организации, за последние годы прекратили свою деятельность 28 партий. Некоторые мелкие партии вошли в состав более крупных, процесс партийного слияния идет очень активно. А другие партии-однодневки просто канули в Лету. Думаю, что через несколько лет для подсчета действующих в России политических партий будет достаточно пальцев одной руки.
– Как меняется ваш рабочий график в период выборов?
– Начиная с 12 января 2007 года, а именно в этот день официально стартовала кампания по выборам в Законодательное Собрание объединенного края, весь аппарат избирательной комиссии Красноярского края, включая, естественно, и меня, работает без выходных. А в день голосования наш рабочий день обычно продолжается более суток.
– 2007 год – год выборов в стране. Какие консультации и встречи проходили в Центризбиркоме?
– Пока никаких встреч в Москве не было. ЦИКу сейчас не до наших выборов. В марте заканчиваются полномочия нынешних членов ЦИКа, и сейчас они заняты преимущественно формированием нового состава Центризбиркома. Первое совещание с регионами в ЦИКе запланировано на май.
– Наш край занимает особое место – выборы проходят вне единого дня голосования. Насколько это ответственно и сложно?
– Мы последние в списке территорий, проводящих региональные выборы до выборов в Госдуму нового созыва. После 11 марта, а это единый день голосования для всех регионов нашей страны, все взоры будут обращены на нас. Ведь больше нигде в России до декабря 2007 года выборов не будет! В Красноярск наверняка слетятся лидеры политических партий. Повышенное внимание нам обеспечено. Дело не только в ключевой для России роли Красноярского края. Наши выборы уже сегодня называют генеральной репетицией сражения за места в российский парламент.
– Хотели бы вы стать членом какой-либо партии согласно вашим политическим взглядам? Или сегодня лучше оставаться беспартийным?
– Является чиновник членом какой-либо партии или нет, не имеет значения. Главное, чтобы он принимал решения в соответствии с законом. Партий и идеологий много, а закон для всех один.
– Какими болезнями, по вашему мнению, страдает российская власть? Что страшнее – коррупция или бюрократия?
– Болеет не только власть. Вся Россия больна. Чиновники на свои должности не с Луны падают. И не Америка их к нам засылает. Клерки тоже были детьми. Воспитывались в тех же школах. Смотрели те же передачи по телевизору… Каково общество – такая и власть. Многие из тех, кто сегодня с пеной у рта критикует чиновников, в глубине души сам мечтает прорваться в структуры власти. Неужели вы думаете, что, добившись заветной цели, эти везунчики ведут себя как-то иначе? Уверяю вас: они делают то же самое, а порой поступают даже хуже. Как говорится, наверстывают упущенное… Позвольте напомнить, что в ряды российских чиновников периодически вливаются и ваши коллеги-журналисты. Поразительное явление. Еще недавно эти независимые акулы пера и гиены эфира нещадно критиковали власть. Почему же сегодня мы не слышим их гневного голоса? Где громкие разоблачения? Ведь сейчас у них информации о власти значительно больше!
Мало ругать власть. Всю Россию надо лечить. Пока в нашей стране не утвердится нормальная система нравственных и духовных ценностей, жизнь лучше не станет. А больная страна – это не только плохая власть. Это и пьяные водители за рулем, и окурки на тротуарах, и брань в общественных местах, и вандализм на кладбищах, и кривые стены в новостройках, и стремление миллионов добропорядочных вроде бы тружеников хоть что-нибудь да утащить с работы домой…
Что опасней для власти – коррупция или бюрократия? Задам встречный вопрос: что хуже – инсульт или инфаркт? Губительно и то и другое.
– Какой вид отдыха вам больше всего помогает отвлечься от мыслей о работе?
– Я убежденный домосед. Нигде мне не бывает так хорошо, как дома. Самый лучший для меня отдых – разговоры с женой, общение с родными. И чтобы рядом на коврике посапывала собака.
– Известно о вашем музыкальном образовании. Наверняка вы планировали связать свою жизнь с музыкой. Что побудило вас переписать свой жизненный сценарий?
– До определенного возраста я и подумать не мог, что моя судьба будет связана с чем-то иным, кроме классической музыки. Закончив с красным дипломом музыкальнее училище, а затем Киевскую консерваторию по классу фагота, я серьезно готовил себя к карьере солиста симфонического оркестра. Принимал участие в конкурсах, выступал с сольными концертами. Мечтал о гастролях, цветах, поклонниках… Но не сбылось. Когда я уже был солистом Красноярского симфонического оркестра, у меня сломался фагот. Банальная ситуация, с музыкальными инструментами такое часто случается. Проблема была в другом – ни один из красноярских мастеров не рискнул взяться за ремонт моего инструмента. Должен сказать, что фаготы, на которых играют оркестранты, – изделия очень дорогие, штучные, ручная работа. В свое время мои родители раздумывали, что им купить – фагот для меня или автомобиль для себя. Купили мне фагот…
В общем, возникла необходимость везти «больного» в Москву, Ленинград (тогда он еще так назывался) или в Киев. Моей зарплаты солиста оркестра на эту поездку, а главное – на гонорар мастеру, не хватило бы. Я обратился к руководству оркестра с просьбой выделить деньги. Мне твердо пообещали, и я стал ждать. Ждал месяц, полгода, год, полтора. В один прекрасный момент мне стало ясно, что средств на ремонт фагота не будет. В то время тысячи людей зарплату по полгода не получали, вклады у всех сгорели, деньги стремительно превращались в пыль. А тут я со своим фаготом. Какое-то время я по инерции продолжал репетировать, даже выступал. Но творческого удовлетворения не было – фагот не звучал. Играть на сломанном инструменте – то же самое, что бежать марафон на костылях. Можно было, конечно, остаться в оркестре и медленно сдыхать от тоски, постепенно деградируя и, может быть, даже спиваясь. Но я подал заявление на увольнение. На этом моя карьера музыканта закончилась.
– Вы работали с Иваном Шпиллером – легендарной личностью мирового уровня. Какие воспоминания сохранили об этом человеке? Чему он вас научил?
– Как все талантливые люди, Иван Всеволодович Шпиллер был непростым человеком. Порой работать с ним было неимоверно трудно. Он часто капризничал, мог вспылить, оскорбить, унизить. При обсуждении творческих вопросов в оркестре часто случались конфликты. После одного из таких раздоров группа музыкантов потребовала, чтобы Шпиллер покинул свой пост, и Иван Всеволодович уехал в Москву. Я в этом скандале участия не принимал – в то время я уже служил в уголовном розыске, в отделе по раскрытию убийств и других тяжких преступлений против личности. Спустя некоторое время Шпиллер вернулся в Красноярск и еще несколько лет работал с оркестром. Лично я в этой истории ничего экстраординарного не вижу. В искусстве существует закономерность: чем ярче дарование – тем тяжелее характер, тем тоньше душевная организация. А Шпиллер, повторюсь, был ярким талантом. У Шпиллера я многому научился. Прежде всего, вниманию к каждой мелочи. Добиваясь должного звучания музыкальной фразы, Шпиллер порой доводил нас до изнеможения. Но требований не снижал. Все должно было звучать безупречно. И он сам до своего последнего вздоха был безупречен…
– Многие политики пишут мемуары. У вас тоже уже есть определенный жизненный опыт. Не пробовали вести дневники, записи для будущей книги?
– Нет. И вряд ли начну. В мемуарах есть что-то непристойное. Если тебе доверили какие-то секреты, унеси их с собой в могилу. А то молчал человек, молчал. Не стиснув зубы – нет, он поддакивал, ретиво выполнял руководящие указания. А потом вышел на пенсию и давай рассказывать миру обо всех безобразиях, разоблачать соратников, сводить старые счеты. Почитаешь порой подобного рода книжку – и диву даешься: оказывается, все были мерзавцы, мздоимцы и прочие плохие люди на букву «м». Один только автор мемуаров был порядочный, белый, пушистый и всем сердцем любил Россию. Хочется спросить: если ты и вправду такой, почему же ты только сейчас открыл общественности глаза? Не потому ли, что, когда в твоих руках была реальная власть, ты сам во всем этом охотно участвовал и боялся лишь одного – потерять свою должность?
– Наверное, много сюжетов для детективов вы видели, работая в милиции? В каком звании закончили службу? Не скучаете по коллегам, работе, которая была, скорее всего, любимой?
– Расскажу об одном уголовном деле. Муж издевался над женой много лет, регулярно поколачивал, пропил имущество. У них уже было трое детей, но ей приходилось снова и снова делать аборты. Фактически муж ее просто насиловал. И однажды ее терпение кончилось, она выманила его рано утром из дома, ударила по голове топором и закопала в сугробе. Через неделю ее арестовали. На первом же допросе она призналась во всем и сказала, что эта неделя между убийством и тюрьмой была для нее самой счастливой в жизни.
Такого рода сюжетов в милиции больше всего. Настоящие уголовные дела подходят не столько для детективов, сколько для психологических драм типа «Жерминаля» Эмиля Золя или «Замка Броуди» Арчибальда Джозефа Кронина. Даже серийные убийцы – а одного из таких, Вадима Ершова, лишившего жизни больше 20 человек, я допрашивал – предельно примитивны, мотивы их действий убоги. Никакой там философии нет, одна только жестокость и равнодушие к чужим жизням. Такие изящные интриги, как в романах Марининой, в реальной жизни – огромная редкость.
Закончил я службу в милиции в звании капитана юстиции. Перед увольнением работал начальником следственного управления Железнодорожного РОВД. До этого был следователем по особо важным делам городского УВД. Еще раньше служил оперативником в уголовном розыске.
Я счастлив, что мне довелось послужить в милиции. Но по службе не скучаю. Живу настоящим, планирую будущее. Время оглядываться на прошлое и вспоминать «былые дни», видимо, еще не пришло.
– Какой стиль одежды предпочитаете?
– Разный. На работе – исключительно деловой. Дома и при встречах с друзьями одеваюсь как можно проще. А когда я зимой в тулупе и в валенках гуляю с собакой, меня вообще узнать невозможно.
– Любимая марка автомобиля?
– Личного автомобиля у меня никогда не было. Я не водитель. Но на некоторые машины я любуюсь. Больше всего мне нравится «Aston Martin» 1964 года.
– Как относитесь к очень дорогим часам? Стоит ли экономить на точности?
– Гораздо больше меня интересуют сотовые телефоны. Это моя слабость. Меняю их по два раза в год. А потом раздариваю. Близкие на все праздники дарят мне мобильные телефоны. И их никогда не бывает много! Обычно у меня с собой три сотовых телефона. Один казенный, для разговоров по работе. Второй для неформального общения. Третий только для общения с супругой. Кроме нее, этот номер никто не знает.
– Кухня, которая вам по вкусу, – домашний ужин или экзотика в ресторане?
– Я много чего перепробовал, и меня трудно чем-либо удивить. Но деликатесами быстро пресыщаешься. Последнее время я предпочитаю предельно простую пищу. Недавно был в одном гостеприимном доме. Чего там только на столе не было! Но специально для меня хозяева отварили картошку в мундирах. А к ней подали квашеную капусту и соленые грузди. Так вкусно было, что я чуть вилку не проглотил. А какой борщ готовит моя жена! Ни в одном ресторане такого не поешь.
– У вас есть собака, расскажите об этой привязанности.
– Скоро уже девять лет, как в нашей семье живет ротвейлер по кличке Макс. Сказать, что мы его любим, обожаем, не представляем без него жизни, – значит не сказать ничего. Я часто думаю: создав собаку, Бог сделал человеку бесценный подарок. Всю свою жизнь мы вынуждены завоевывать расположение окружающих. Не дай Бог допустишь оплошность – от тебя тут же кто-нибудь отвернется. Жена может изменить, друг – предать, дети – забыть. Даже материнская любовь не абсолютна! Сколько случаев, когда мать выбрасывает своего младенца на помойку. Только собака никогда не предаст. Собака любит тебя всегда. И любит тебя любого! И тебе ничего не нужно делать, чтобы завоевать эту любовь. Умен ты или не очень, трезвый ты или пьяный, в костюме ты или три дня не брился, успешный ты человек или тебе хронически не везет, собака будет тебя обожать, собака будет тебе бесконечно преданна, собака будет служить тебе до своего последнего вздоха. Каждым мигом своей очень короткой, к сожалению, собачьей жизни наш Макс это доказывает. По человеческим меркам ему уже лет 60. Собачья жизнь так коротка! Не представляю, как мы будем жить, когда наш верный пес оставит нас навсегда. Его любовь никто и ничто не заменит…
– Какие поездки за границу вам запомнились? Чему можно русским поучиться у иностранцев?
– Я не так уж много ездил, чтобы говорить, что эта страна понравилась больше, а эта – меньше. Одна поездка – это отдых в Италии, вторая – Лондон, туда я возил дочь, которая много лет изучает английский язык. Вот и весь мой опыт путешественника. Впрочем, дело не в количестве отметок в загранпаспорте. Я считаю не очень корректным сравнивать Россию с так называемым Западом и призывать россиян учиться у европейцев или американцев. Можно сравнивать Италию с Испанией, можно – с Францией. Но сравнивать Италию с Сибирью или даже с Краснодарским краем нельзя. Мы с ними слишком разные. У нас разные исторические судьбы, разный климат, разный менталитет. И почему мы должны у них учиться? Может, это им нужно учиться у нас?
В плане национального самосознания у меня комплексов нет. Например, я не считаю, что мы живем хуже. Когда несколько лет назад мой отец тяжело заболел и врачи сказали, что его дни сочтены, вся родня, все друзья и даже почти посторонние люди бросились ему на помощь. Мы не жалели ни денег, ни сил, ни времени. И сегодня мой отец жив. Такие истории вам расскажут в каждой российской семье. А за границей больные люди, которым необходима операция, обсуждают с родственниками ее стоимость. Не у каждого ведь есть соответствующая страховка. Даже если в семье деньги на операцию есть, люди размышляют: а стоит ли? Вдруг деньги потратим, а мать все равно через месяц умрет?
– На сколько лет вперед вы можете планировать свою жизнь? Чего ожидаете в будущем, не боитесь перемен?
– Мы не боги, чтобы жить вечно и править вечно. И мы живем не в то время, когда люди гордились, что у них одна-единственная запись в трудовой книжке. Перемены в общественной жизни стали такой же неизбежностью, как смена дня и ночи. Никто точно не знает, что будет завтра. Если бы мне пять лет назад сказали, что я стану председателем краевой избирательной комиссии и такое авторитетное издание, как газета «Конкурент», будет брать у меня интервью, я бы тогда посмеялся. Человек может только предполагать…
Но я не фаталист. Считаю, что каждый сам строит свою судьбу. Я всегда стремился добиться успеха в жизни, много работал. Но при этом я всегда понимал, что траекторию судьбы определяют не только личные усилия, но и удача, случай, стечение обстоятельств. Расскажу вам историю. Во время учебы в Киевской консерватории я играл в студенческом оркестре. Однажды, вернувшись после репетиции в общежитие, обнаружил, что забыл в оркестровой яме сумку с нотами. Вернулся в консерваторию и случайно встретил человека, который вербовал музыкантов для работы в красноярском симфоническом оркестре. Если бы я тогда не забыл ноты, этой встречи бы не было. И Красноярск на всю жизнь остался бы для меня только точкой на карте.