Владимир ВАСИЛЕНКО,
журналист. Отвага на каждый день Продолжая начатый в предыдущий раз разговор о том, почему не следует ставить знак равенства между понятиями «культура» и «искусство», сегодня я хочу поговорить с вами о силе и слабости именно искусства. О том, что оно может и чего не может (какие бы надежды мы на него ни возлагали).
У Глеба Успенского, писателя глубокой народной традиции, как никто понимавшего нужды и чаяния русского крестьянина, есть небольшой рассказ «Выпрямила» – о простом сельском учителе Тяпушкине, случайно оказавшемся с земской делегацией в Париже, забредшем в Лувр и остановившемся как вкопанный у статуи Венеры Милосской. И весь рассказ по существу – о той непростой и даже мучительной внутренней работе, на которую его безотчётно подтолкнула эта статуя: «Я стоял перед ней и непрестанно спрашивал себя – что такое со мной случилось?.. До сих пор я был похож вот на эту скомканную в руке перчатку. Похожа ли она на человеческую руку? Нет, это просто какой-то кожаный комок. Но вот я дунул в нее, и она стала похожа на человеческую руку. Что-то, чего я понять не мог, дунуло в глубину моего скомканного, искалеченного и измученного существа и выпрямило меня»…
Наверняка у каждого из нас есть свой пример такого рода «выпрямления», и далеко не каждый из них связан с шедеврами класса «Венеры Милосской». Россия – литературоцентристская страна, где душу «выпрямляют» чаще всего книги, но разные книги работают по-разному: вот Ленин, как известно, очень не одобрял Достоевского, зато по поводу весьма среднего романа Чернышевского «Что делать?» с пафосом заявлял, что книга эта его «всего перепахала». Точно так же «перепахивали» многих герои советской литературы Павка Корчагин и Алексей Маресьев, но вот что любопытно: эти герои, порожденные экстремальными условиями революций и войн, никак не годились для нравственного ориентирования в условиях нормальной, обыденной жизни. «Отвага на каждый день» (так назывался замечательный фильм чешского режиссера Эвалда Шорма) и по сей день остаётся вещью невозможной и, главное, невостребованной. Есть тут и ещё одна тонкость: искусство – мощное средство воспитания души, но это средство не прямого действия.
Ведь как у нас порой понимают «воспитательную роль искусства»? Увидит человек картину Пикассо «Любители абсента» – и рука его невольно потянется к рюмке спиртного. А увидит дейнековских спортсменок – тут же побежит записываться в легкоатлетическую секцию, здоровье укреплять. На деле же все мы знаем, что к рюмке тянутся и безо всякого Пикассо, а бегунами-прыгунами становятся далеко не все видевшие картину Дейнеки. Так же, как киллерами или наркоторговцами становятся отнюдь не все зрители «Бандитского Петербурга» или «Бригады». Вообще, не будем преувеличивать роль искусства в формировании личности: «что такое хорошо и что такое плохо», бабушка и дедушка, папа и мама объясняют гораздо лучше, а главное, конкретнее и результативнее, чем Рембрандт, Лев Толстой и Чайковский. Я уже упоминал, какую о себе память в истории ХХ века оставила «нация Шиллера, Гёте и Бетховена», не буду повторяться. Выходит, знание высокого искусства – вовсе не гарантия того, что перед вами хороший человек.
Выходит также, что противопоставление «буржуазной массовой культуры» и «высокого искусства» есть ложная альтернатива. «Плохой» массовой культуре должна противостоять не классическая опера, а хорошая, качественная массовая культура.
Что касается массового убеждения, будто «классика есть эталон всем понятного и доступного искусства»... Но об этом – в следующий раз. |
