«Мы живем в стране, в которой большинство оправдывает человеческие жертвы – величием государства».
Марат ГЕЛЬМАН, галерист.
Сергей БЕЛИЧЕНКО:
«В джазе не уходят на пенсию, играют до последнего вздоха»
«Конкурент» беседует с известным российским джазменом.
Сергей Беличенко – из тех людей, род деятельности которых трудно назвать одним словом. Он играет джаз и организовывает концерты, пишет книги и издаёт диски, ведёт радиопередачи и читает лекции. Но для меня Сергей Андреевич – просто тихий джазовый ангел. Он поселился в Новосибирске. Теперь у этого города есть своя музыка.
– Свой первый фестиваль джазовой музыки вы организовали еще в конце 60-х. Как вам удалось «пробить» такое спорное с идеологической точки зрения мероприятие? – Этот городской фестиваль прошел в 1965 году. Я только инспирировал. За то, что всё получилось, огромное спасибо старшим товарищам – Володе Виттиху, лидеру ансамбля, в котором я тогда играл, и Андрею Гинзбургу. Но решение «пущать или не пущать» принимали служивые идеологического отдела обкома КПСС и Министерства культуры на свой страх и риск. Мы тогда смогли доказать властям, что в нашей музыке нет ничего опасного. Я очень подробно описал становление джазовой школы в Сибири, в том числе и в 60-е, в своей книжке «Синкопы на Оби» – рекомендую. – Как поживают звёзды советского периода? Благодаря вашим стараниям новосибирцы регулярно ходили на их концерты в 90-х, теперь Гайворонский, Садыхов, Вапиров в Сибири редкие гости… – Всем им уже за 60, все где-то играют, только Тахир Ибрагимов (выдающийся барабанщик, движущая сила ансамбля «Бумеранг». – А. В.) не дожил до шестидесяти – умер несколько лет назад. Большие гастроли сегодня действительно организовать сложно, да и публика теперь более избалованная – без агрессивной рекламы просто не услышит, кто и когда приезжает. Поэтому, видимо, часто говорят, что лучшие российские музыканты давно живут на Западе. Может быть, семьи у них действительно обитают в Европе, но за деньгами они приезжают в Москву и Питер – здесь время от времени концертами можно заработать хорошие деньги. Ведь в России они остаются звёздами первой величины, а за границей хватает своих самых-самых. Если российские бизнесмены дают деньги второстепенным неграм, почему бы не забрать их ангажемент лучшим российским белым? – Вы ощущаете свой возраст? Кажется, совсем недавно вы очень шумно праздновали своё 50-летие, 55 отмечали тихо, а 60 и 65 – будто бы и совсем не отмечали. Говорят, что человек, который занимается любимым делом, не стареет. Это правда? – Действительно, мне уже 65 – эту дату я отметил в кругу друзей, скромно, достойно, трезво. Так со мной тоже бывает! Я считаю себя абсолютно свободным человеком: выкиньте меня на необитаемый остров – я и там счастливо выживу. Я многое умею и знаю! В чём ценность советского образования, так это в исчерпывающем багаже знаний. Сделаю барабаны и буду петь под луной. Вот такой я – блаженный! – Можно ли сейчас по примеру самого уважаемого в постсоветские годы музыкального журнала «Джаз» определить лучших инструменталистов российского джаза? – Да не бывает лучших – все разные. В России, по моим подсчётам, всего 250–300 музыкантов, из которых к мировому уровню или, если хотите, к европейскому стандарту приближается буквально сотня. Из них можно вычленить только 3–4 десятка тех, кого не стыдно выставлять в любом составе на любом уровне. Конечно, подрастает смена, причем в Новосибирске очень сильная школа – на эстрадно-джазовом отделении музыкального колледжа трудятся 17 педагогов, учатся 75 студентов! Мне кажется, назрела необходимость переориентации колледжа из универсального в джазовый. Уверен, в него на коммерческой основе поступали бы страждущие со всей России. – Получается, джаз на подъёме? – Смотря с чем сравнивать. Вы сами понимаете, что в последние годы в России произошла катастрофа с музыкальной культурой. Пока об этом никто не думает и не стремится тратить на поддержку настоящего искусства деньги. Схватятся за головы потом, когда по улицам будут ходить обезьяны. Сейчас, чтобы остановить падение вкусов и нравов, нужно очень сильно постараться. Даже не знаю, можно ли исправить положение, скажем, введением этической цензуры на телевидении или ещё какими-то экстренными мерами. В этой ситуации джазовые музыканты оказались в выигрышном положении – мы уже закалились в многолетней борьбе за выживание. (Смеётся.) «Классикам» и «народникам» до последнего времени удавалось работать, не ища компромисса между «потребой дня» и искусством. Но с каждым годом государство всё меньше внимания уделяет работникам культуры. Кстати, в своей новой книге я затрагиваю такой своеобразный феномен – при всех подчас жестоких изворотах судеб джазовых музыкантов в советское время, СССР был единственным государством, где джаз поддерживался на государственном уровне. Кто 70 лет назад содержал государственные оркестры, записывал в студии и выпускал пластинки оркестра Кнушевицкого, Цфасмана, Варламова? Не Абрамовичи, а государство. Конечно, многие чиновники тогда просто не понимали, что издают, а джаз постоянно мимикрировал – его тогда ещё трудно было уличить в «антисоветчине». В наше время ситуация с джазом не такая уж плачевная. Просто в русле нынешней жизни социальный уровень джазменов растёт значительно медленнее, скажем, потребительского статуса строителей или риелторов. Но у академических музыкантов он растёт ещё медленнее. – Мне кажется, музыканты спускают все деньги на диски… – Я покупаю диски в американском интернет-магазине, с доставкой на дом они обходятся мне в 6–10 долларов. Это пластинки из категории «я попробовал и сдал», но в идеальном состоянии. Меня устраивает. Не поверите – наступил лучший период моей жизни. Сегодня я имею возможность слушать, что хочу, и видеть, что хочу, причём не выходя из квартиры. У меня достаточно друзей по всему миру, они шлют мне диски молодых исполнителей, подписанные на всех возможных языках – от иврита до китайского, сбрасывают через интернет текстовые и видеоматериалы о самых маленьких и малоизвестных фестивалях! Всё идёт к тому, что компакты будут собирать, как почтовые марки. Только почтовые марки – чисто графическое удовольствие, а тут ещё и практическая польза заложена – сиди и слушай. – Было время, когда вы ходили с дипломатом Belichenko и выглядели как успешный бизнесмен. Вы можете про себя сказать, что вы не только музыкант, организатор джазовой жизни и её историк, но и предприниматель? Какое было ваше самое выгодное дело? – Возможно, только один раз, когда я выгодно торговал противозачаточными средствами (марвелон, ВМС и так далее), а на прибыль содержал радиостанцию «Ермателль», где наслаждались творческой свободой до 60 персон. Нет, бизнес не для меня! Я всю свою жизнь весьма пренебрежительно относился к деньгам. Это следствие моего советского воспитания, даже крупиц сталинизма, и я не стесняюсь этого. Главное, что я научился не воровать и не делать людям того, чего не пожелал бы себе. А в бизнесе всегда надо кого-то обмануть, раскулачить, разорить, замочить в сортире или в тёмном переулке. (Смеётся.) Ну их к чёрту! Может быть, я и остаюсь наивным дураком, но опыт жизни в моей стране показал, что есть вещи, которые нельзя купить ни за какие «башли»! – Вы часто рискуете собственными деньгами, выступая в качестве антрепренёра или издателя. Если брать только финансы – у вас положительный или отрицательный баланс? Сколько денег вы безвозвратно вложили в джаз? – Сотни тысяч! И с финансовой точки зрения я полный банкрот! Вот не так давно организовал концерт выдающегося трубача Сергея Проня в Большом зале консерватории. Выступил потрясающе, но мой убыток составил 25 тысяч рублей. Конечно, это ударило по карману советского пенсионера Беличенко. (Смеётся.) Хотя джазмены никогда не были особенно богаты. Среднестатистическая зарплата джазмена и на Западе (по основному профилю, все же ещё преподают и подхалтуривают) меньше 75 тысяч долларов в год. Врачом, юристом, журналистом быть значительно выгоднее. – Вы никогда не жалели, что оставили довольно успешную врачебную карьеру? – Я теперь и себя не жалею, и других пинками заставляю играть эту музыку, прелесть которой не осознают даже на родине джаза. Все делают «бабки»! Может быть, как ни печально, я не состоялся как врач-акушер, а это великое мастерство. Но если обобщать, я совершенно счастлив. Прежде всего потому, что в нашей проблемной стране мне во все времена удавалось делать то, что я хотел, и это приносило мне истинное наслаждение. А когда за это мне давали ещё и копеечку... Количество рестораций, в которых востребована джазовая музыка, потихонечку растёт. Мы нашли приют в очень уютном новосибирском гриль-баре. Здесь два раза в неделю проходят полноценные концерты – не хуже тех, что когда-то бывали в Малом зале филармонии. Только всё это в свободной, необязательной обстановке. Неудивительно, что на эти концерты валит молодежь. Это не моё мнение, но получился самый настоящий джаз-клуб мирового масштаба, с соответствующей публикой, атмосферой, что очень нравится музыкантам. Ведь джаз – искусство коллективное и предельно коммуникативное. Знать и видеть, что ты кому-то нужен, – это тоже элемент состоявшейся карьеры. Недавно ко мне пришёл директор ресторана «Вкусный мир» и сказал: «Хочу, чтобы и у меня тоже играли джаз». Теперь мы играем и там. Есть предложения и от «Бродячей собаки» и других новосибирских клубов. Если на каждом углу будут играть на саксофонах, я смогу спокойно уйти на пенсию. Займусь тогда разведением растений. Мечтаю на старости лет завести оранжерею. Там будут летать попугаи, а я – буду слушать музыку. – Вы сказали, что в России чуть больше сотни состоявшихся джазовых музыкантов, которых можно «показывать» на европейских фестивалях. Какая доля этих музыкантов постоянно живет в Новосибирске? Пожалуйста, расскажите – как архивариус новосибирского джаза – об их нынешних проектах. – То, что, «перебежав» на Запад, тут же станешь звездой, – глупый миф. Сколько уехало – и всего двое стали звездами: басист Боря Козлов и трубач Александр Сипягин. В настоящий момент в Новосибирске проживает, работает и никуда не собирается «линять» около двух десятков самодостаточных джазменов. Не путайте с джазоманами! Из них 15 человек – педагоги джазового отделения Новосибирского музыкального колледжа имени Аскольда Мурова. Эти музыканты плюс несколько вольных художественных птиц – Денис Никитин, Николай Панченко, Владимир Кирпичёв, почти все солисты оркестра Владимира Толкачёва и он сам, разумеется, Дмитрий Аверченков, Владислав Третьяков, Александр Султанов – составляют основной костяк новосибирского джаза. Четыре джазовые дамы – Наталья Соболева, Елена Сутормина, Татьяна Сиднева, Виктория Чековая – преподают джаз совсем молодым. Плюс музыканты и члены других оркестров составляют единую джазовую общину в 50 человек. Это немало для российского провинциального города, и это – невероятно. Такое же количество джазистов имеется в среднестатистической европейской стране. – Есть ли среди них те, кто, как в лучшие времена, готовит авторские программы, играет авторскую музыку, записывает «концептуальные» альбомы? – Большинство наших музыкантов, естественно, предельно загружены не столько преподаванием или созданием концептуальных записей, сколько собственными концертами. Да, далеко не все они выдержаны в джазовых традициях! Приходится работать и в рок-, и в этно-, и в клубных вариантах – это законы рынка. Слава Богу, мы пришли к тому, что джазовый музыкант может прокормить себя джазом, но это скромная прибыль. А хочется и пирожных! Отсюда такая всеядность! Но это же и благотворно для мастерства – постоянное музицирование позволяет сохранять форму. – Расскажите о новых музыкантах, которые будут определять новосибирскую джазовую сцену в будущем. – Я делаю ставку на Дениса Никитина, Евгения Суворова, Владимира Дружинина, Константина Молодцова, Евгения Голованова, Владислава Третьякова, Викторию Чековую, Яна Голюнова, Романа Хотчука, Кирилла Струца... Есть талантливая молодёжь и в других сибирских городах – Томске и Барнауле. Так, самый лучший трубач в городе на сегодняшний день – молодая барышня Екатерина Хрипунова. Это же вообще уникум! Ей срочно необходимо подразмяться пару лет в Беркли или Джульярде (ведущие джазовые школы мира. – А. В.)! – Есть ли у вас ученики? Какие джазовые специальности в особенном дефиците – кроме традиционного «недобора» барабанщиков и гитаристов? – Я не имею права преподавать игру на барабанах. Если бы я был уверен, что мне ещё удастся протянуть лет этак тридцать, – я сам поучился бы с удовольствием! Я могу только помочь советами из практики или написать «Пособие по философии игры на барабанах». Кстати, я преподаю на факультете психологии в НГУ цикл «Социокультурология мирового джаза», и мои лекции посещают 60 студентов: от геологов до гуманитариев. – Какие джазовые пластинки вышли за последние годы на вашей студии ERMATELL RECORDS? – Что-то выходит каждый год. Последние релизы – это альбомы Алексея Николаева, Вагифа Садыхова… А если брать историю рекорд-лейбла с момента создания в 1994 году, то получится внушительный список, несколько десятков дисков таких мастеров, как Владимир Чекасин, Игорь Дмитриев, Аркадий Шилклопер, Давид Голощекин, Игорь Бутман, Бенни Голсон и Валерий Пономарев, Владимир Толкачев, Пётр Ржаницын и многие другие. – Вы ищете инвесторов или издаете их на свой страх и риск? – Львиная доля вышла за мои кровные. Отсюда и вечные долги! Иногда находятся сердобольные люди, и какой-то проект спонсируется. Сейчас обозначилось что-то вроде кредитной линии, но я не хочу говорить о подробностях – в этом деле я безумно суеверен. Наболтаешь, и всё обязательно «гикнется»! Началось движение на Запад. Недавно на конкурсной основе одна из ведущих компаний по изданию мирового фри-джаза «АЙЛЕР Рекордс» выпустила диск «Танцы» нашего квартета с Володей Тимофеевым, Димой Аверченковым и Романом Столяром. Что-то аналогичное собираются предпринять в Германии и США. Фирмачей, правда, интересует только оригинальная, экспериментальная музыка. Традиционным и классическим джазом мир не удивишь. – Не так давно вы издали очередную книгу – о чём она? – Моя последняя книга – это вымученный трактат, в котором я описываю феномен советского джаза с ракурсов социологии, культурологии и, не смейтесь, экономики. Уверяю, вы найдёте в ней немало любопытных фактов. – Вам присылают десятки новых дисков – как развивается джаз в новом веке? – Эта безграничная тема моих следующих собраний сочинений, но вкратце я могу вам доложить, что бытующее поверье, будто джаз в глубоком анабиозе, – очередная сказка. Это, безусловно, активно развивающаяся музыкальная культура, несмотря на экспансию околомузыкальных объедков, world music и сотен пограничных стилей и прочих мозгопомешательств. – Насколько вы выполнили свою концертную «программу-максимум»? О каком диске, о концерте в каком составе вы мечтаете? – Ни один музыкант никогда не скажет вам: «Это мое последнее соло». В джазе не уходят на пенсию, играют до последнего вздоха. Со сцены дорога одна… Мечтать о новых дисках некогда. Процесс идет перманентно, и архив всё растёт и растёт, и может быть, когда-нибудь обретёт жизнь – если, конечно, в социуме не забудут, как пишется слово «джаз». – Вы часто видитесь со старшей дочерью, которая живет и концертирует в Германии? В чём принципиальное отличие устройства музыкальной жизни в России и Германии? – Увы, очень редко. И я, и она – очень занятые люди. У неё своя семья, она педагог в знаменитой Мьюзик Хохшул в Мангейме, которую основал сам Гендель, выступает с концертами и прочее. Когда она приезжает в Сибирь, естественно, видимся. А что касается отличия музыкальной жизни России и Германии, то это тема на сто страниц. Не надо забывать, что эти две страны по части музыки затмевали когда-то весь мир! Я живу в Новосибирске со своими младшими детьми, которые выбрали непубличные профессии врача и экономиста. – Раньше вы часто отправлялись на рыбалку, в том числе зимнюю. Насколько это актуально для вас сегодня? Что вы любите кроме джаза? – Мои пристрастия и хобби остались теми же. Прошлым летом я, чтобы не сомневаться, что есть ещё порох в пороховницах, предпринял водное путешествие по Енисею, где в местах ссылки Джугашвили (Туруханск) меня забросили на вертолёте в совершенно чумовую тайгу, где не живут даже эвенки и клещи. И мы две недели 200 километров пробирались на катамаранах по Сухой Тунгуске и другим рекам – по местам, где ты один на один с совершенно невинной природой. – На каких ещё инструментах вы играете? Боюсь ошибиться, но ведь музыкальную школу вы заканчивали как скрипач? – Нет, с этим покончено. Скрипка – слишком совершенный инструмент. Нужно в самом начале выбрать – играть или слушать. Халтурка и ремесленничество – не для скрипачей! – Какие страны вам больше всего «запали в душу»? О каком путешествии вы мечтаете сегодня? Что вы привозите из дальних стран? – Скорее всего, Италия и Швейцария. Сейчас я не могу путешествовать – по финансовым причинам. И дико завидую тем, кто это может себе позволить. Причём меня не интересуют «цивильные» места. Были бы деньги, я нашел бы компанию таких же ненормальных и путешествовал бы, скажем, по Мадагаскару, по островам Фиджи, Канаде, Новой Зеландии – на конях, лодках, машинах или дирижаблях. Да хоть на инвалидных колясках! А из других стран я привожу стандартный набор: сувениры, книги и диски! – Если не в Сибири – где бы вы стали жить? – Может быть, где-то в лесах Канады! – А вы никогда всерьёз не хотели покинуть Новосибирск? – Грешен, была дурь! Но потом, пообтрепавшись на просторах Сибири, которую я продолжаю считать отдельной страной, и сравнив с другими, где я побывал, понял, что: а) никому я там не нужен; б) женщины всего мира начисто проигрывают сибирячкам; в) я нигде не увижу такой величественной и божественной природы, перед которой всё золото мира – пустяк, а человек – жалкая козявка!
Антон ВЕСЕЛОВ, Новосибирск – Красноярск. Фото автора.
