начало на 1 стр.

Они напивались, первый начинал рассказывать, как они в Карабахе зубы у трупов доставали. Со временем им, видимо, стало скучно, и они решили покуситься на мою свободу. Всё, что я делал в течение этой недели, это ругался с руководством. Я работать не хотел, потому что после того, как я перемыл в течение дня всю посуду... Я столько посуды не мыл за всю свою жизнь! Это была целая комната каких-то пластмассовых чашечек – к нам относились как к настоящим рабам! А по вечерам я дрался с этими биробиджанцами. У меня было разбито всё. Но я всегда считал, что даже если вечером тебя повалили, то утром никак не надо менять свою точку зрения.
Вскоре я понял, что мне здоровья не хватит на всю эту кибуцную жизнь. Однажды утром я пешком ушёл в ближайший город – Бейт Шан.
В конце концов и в Бейт Шане мне стало безумно скучно. Из достопримечательностей был там разве что холмик с деревом. Мне сказали, что это дерево, на котором повесился Иуда.
– Дереву две тысячи лет?
Шура: Вторая версия – что это дерево, у которого снимался фильм «Jesus Christ Superstar». И то и другое брехня. А людей почему-то очень привлекает образ Иуды. Они все подходят к этому дереву, трогают его.
– Я где-то читал, что вы, Лёва, проработали несколько дней на куриной фабрике.
Лёва: Да чего только не довелось мне испытать когда-то! В Бейт Шане стоял я целыми днями с большим брандспойтом и отмывал клетки от помёта. А там такой напор, что если направить струю в пол, на неё можно будет опереться. И, конечно, через пару дней всё тело начинает клинить. Кончилось тем, что мне это надоело, и я поехал к Шуре в Ашдод, где жил с ним и его родителями около полугода.
– Вам быстро дался язык?
Лёва: По-настоящему язык цепанул я уже после армии. Я от неё косил до последнего момента. Меня забрали в 23 года. Понятно, что вместе со мной служили 18-летние ребята. И стыдно было: их гоняют, а ты такой взрослый, но и тебя тоже гнобят.
Сначала я попал на курсы снайперов, и мне светило полгода боевой подготовки. Через полтора месяца я косанул через КАБАНа (проверку душевного здоровья. – Прим. ред.) и вскоре получил распределение в Иерусалим, где сопровождал всякие автобусы. У меня оружие было постоянно. Я снимал квартиру, часть стоимости оплачивала армия.
То ли к счастью, то ли к несчастью, однажды я что-то нарисовал. И меня решили припахать, чтобы я изображал что-то типа стенгазеты. А раз в два дня я имел право ездить домой!
– А что это за история о том, как вы работали сторожем у моря?
Лёва: Я работал на берегу моря сторожем стройки. Спать там было негде, а контроль достаточно жёсткий. Могли приехать среди ночи. В какой-то момент я подумал, что вообще никогда больше не буду заниматься музыкой. Первые два года это был сплошной ужас и бесконечный бред, как и любая эмиграция, несмотря на то что я ко всему как-то легко относился. В Израиле мне пришлось очень быстро повзрослеть…
Шура: Я в Израиле выдержал поначалу года два, после чего уехал в Австралию. Просто купил билет и улетел.
Лёва: Мы с ним долго переписывались-перезванивались, обменивались творчеством: я посылал ему тексты, а Шура мне музыку. В итоге Шуре удалось-таки заманить меня в ещё одну заграницу – австралийскую. У меня уже были готовые песни. А Шурик переиграл с целой кучей команд и был своим человеком в тамошних рок-кругах. Меня он туда ввёл просто: «Вот он будет играть в этой группе на гитаре». А я пять лет не держал в руках инструмент!
Впрочем, не музыкой единой… Через полмесяца я уже зарабатывал неплохие деньги. Маляркой занимался. Буквально месяца через два набрал свою бригаду и делал ремонт в квартирах.
– Чем прежде всего удивила Австралия?
Шура: Природа там какая-то неземная. Если отъехать километров 20 от города, кажется, что ты попал на другую планету. Возможно, из-за какой-то разряжённости воздуха, но там совершенно другой цвет неба. Как на снимках с хорошей плёнки. Небо ярче, синее, горы выпуклее. Континент в корне отличается от других.
Лёва: Например, я был в Африке (у меня там отец преподавал в университете), там всё как-то по-другому, намного спокойнее.
Шура: Есть в Австралии на побережье одна деревня «супердолгожителей». Туда постоянно прибывают корабли и шлюпки из Азии – китайцы, вьетнамцы. Раньше, когда они бежали от коммунистического строя, к ним относились достаточно спокойно, но потом Австралия ужесточила свои законы, и люди стали перебираться туда нелегально. Однажды учинили перепись населения. Открывают паспорт и видят: одному 160 лет, другому 180! Оказалось, что когда человек умирает, паспорт передаётся тому, кто нелегально попал в страну. А на лицо азиаты трудно различимы для европейского человека.
Лёва: Помню, как слегка прокололся я там в зоопарке. Вообще-то я не люблю зоопарков, но в один меня затащили каким-то непонятным образом. Вечер, никого вокруг. И вот я попытался отодрать коалу от дерева и сфотографироваться с ней. Это была весьма гопническая выходка, а я был достаточно пьян. Животное (очень смешное, с испуганными глазками) урчало в руках, впускало в меня когти – такие большие. Я с трудом его на себя усадил. Потом мне объяснили, что же я натворил. У коалы очень нежное сердце. Коала может испугаться и умереть. Поэтому я зарёкся, что никогда больше не буду делать ничего подобного.
А ещё в Австралии множество змей ядовитых. И попугаев. Там, где я жил, попугаи были белые.
– Говорящие?
Лёва: Если они и говорят, то на каком-то непонятном языке. Кроме выходцев из Англии, там живёт очень много народу – вьетнамцы, китайцы, корейцы, греки, итальянцы.
– А как там аборигены?
Шура: Многие аборигены живут в городе. Их очень сильно потрепало. Власти устраивали на них гонения, эксперименты на них ставили. Многие оторваны от семей. У них пособия, но они не привыкли работать. Хотя я знаю аборигенов, которые даже преподают в университете.
– Вернёмся к музыке. Как вы считаете, в чём залог вашего успеха именно сейчас? В старых хитах или всё-таки в новых композициях? Или, может быть, вообще в кино?
Лёва: Наверное, очень трудно говорить о себе в таком ключе. Но, знаете, мы просто стараемся что-то делать. Сейчас мы в процессе записи нашей новой пластинки. Выбираем время между гастролями, записываем, слушаем, сводим. Мне кажется, что залог не то чтобы популярности, но любого успеха, скажем так, это когда реально и упорно что-то делается. Вот, собственно говоря, и всё.
– Почему всё-таки вы решили опять играть старые песни?
Лёва: Нам показалось, что некоторые песни потеряли свою актуальность. Может быть, мы просто от них устали сейчас, по истечении времени. И некоторые песни возвращаются на сцену, но не все. Количество этих песен сильно ограничено. Мы смотрим в будущее и стараемся уделять больше времени как раз новым песням.
Шура: Хотя приятно вспомнить и что-нибудь старенькое, что мы сегодня и сделаем.
– Лёва, вы рассказывали, что сыграли роль Сержа Генсбура. И что даже его жена одобрила вашу игру и сказала, что ей очень понравилось.
Лёва: Знаете, все мои амбиции, связанные со сценой, я реализовываю вместе с группой Би-2. Театральные подмостки – достаточно замороченная тема. В кино в этом плане намного проще – ты один раз сыграл и забыл. А на сцене это надо повторять каждый вечер, и чаще это происходит в ущерб работе группы Би-2. Поэтому я на ближайшее время решил завязать с театрами и заняться больше творческой деятельностью с группой.
– Всё же Генсбур достаточно одиозная фигура. Как вы вообще попали в этот спектакль?
Лёва: Ну, видимо, я показался режиссёру спектакля такой же маргинальной личностью.
– В «Превратностях судьбы» Лёва сыграл главную роль…
Лёва: Это всего лишь телевизионный проект. И, честно говоря, я уже обжёгся на таких проектах. Кино должно включать подготовительный процесс, должны разбираться роли, продумываться сюжет. А тут ты получаешь текст, заучиваешь его, через 15 минут входишь в кадр, а через час уже и не помнишь, о чём, собственно, кино. Так неинтересно.
– Вы появляетесь ещё и на ТНТ в передаче «Звёзды меняют профессию».
Лёва: Честно говоря, мне просто хорошо заплатили.
– Что изменилось в вашей жизни после женитьбы? Говорят, что даже свадьба у вас происходила совместно. Это правда?
Шура: Да, конечно. Было очень весело. Не так давно у меня родилась дочь. Это повело жизнь в позитивную сторону. У Лёвы родился второй сын.
Лёва: Если говорить о процессе женитьбы, у меня это уже накатанные рельсы. Я могу говорить, что последняя свадьба будет более долговечная, чем все мои предыдущие истории.
– Шура, когда вы не на гастролях, колыбельные своей дочке поёте?
Шура: Я пою песни Дунаевского, дочь замечательно засыпает под эти песни, ей очень нравится. А вот Диана Арбенина рассказывала, что пытается детям петь свои песни. Я говорю – ты с ума сошла, у тебя замечательные песни, но они очень напряжённые. Попробуй спеть: «Легко на сердце от песни веселой!» – они сразу заснут.
– Ваша жена – пилот. Вы с ней летали на вертолёте?
Шура: После месяца свадьбы она сделала мне сюрприз. Я прилетел в немецкий город на вертолёте, а там уже она меня встретила на вертолёте, и я полетел с ней во французский замок, мы находились там одни – стол, свечи. Было очень романтично. Моя супруга очень изобретательна…
– Жёнам людей искусства часто выпадает роль муз (как у Сальвадора Дали), критиков (как у Стивена Кинга) или просто не причастных к творческому процессу хранительниц очага. Как это происходит у вас? Влияют ли жёны на ваше творчество?
Лёва: Песню «Муза» я посвятил своей супруге Асе. «Муза» была первой законченной песней к альбому, и мне не терпелось поделиться ею с женой. Когда я пришёл домой из студии, сразу же поставил её Асе. Она послушала и... разочаровалась. Сказала, что я стал слишком мягким и толерантным. И потребовала больше крови, какую-то интригу. В итоге я полностью переписал куплет и добавил в него строчку про Джульетту, которая должна умереть. Так что жена может быть и музой, и творческим союзником одновременно.
Шура: На творчество влияет всё, что с нами происходит. А наши любимые и близкие поддерживают нас. Спасибо им за это.
– Дарят ли вам фанаты что-то полезное?
Лёва: Мне дарят машины, я собираю модели коллекционных автомобилей, и есть поклонники, которые понимают в этом и по возможности дарят.
Шура: А мне дарят виниловые пластинки. У меня две вертушки в спальне, я собираю современный винил и старый тоже.
– Кинокартины «День выборов» и «О чём ещё говорят мужчины» не то чтобы нашумели, но не остались незамеченными. Вам было интересно там поработать? Ведь не только в роли самих себя пришлось сниматься, но и группу «Дым над водой» сыграть.
Лёва: Ну, ещё бы! Всегда интересно менять образ для каждого артиста, мне так кажется. А с «Квартетом И» сотрудничать очень легко, они ведь наши давние друзья. Мы знаем их лет десять. И, знаете, все эти заморочки, которые происходили в фильме «О чём ещё говорят мужчины», придумывались буквально на кухне, это всё такая вечеринка-пьянка-гулянка: постояли-поговорили и придумали. Образы эти придуманы на даче.
Шура: «День выборов» – там были не наши песни, а вот в «О чём говорят…» песни были наши.
– Там такое ощущение, что чуть ли не весь фильм про вас сделан. Подоплёка от начала до конца.
Шура: За это большое спасибо ребятам, собственно говоря, «Квартету И». Ну, такой, прямо скажем, отдых.
Лёва: Я ещё скажу, что мы тоже написали для их фильма не одну-две песни, там было сделано порядка десяти песен по мотивам сначала спектакля, потом кинофильма. Правда, в фильм вошло только три песни.
– В «Дне выборов» вы ведь исполняете пародийную песню?
Лёва: Шансон чистой воды! Кстати, у меня отец любит такую музыку – околошансонную, он сказал: «Ну, наконец-то запели нормальные песни! Почему бы вам и дальше не делать такое же?» Я говорю: «Нет, это не наш жанр». А образы действительно придуманы были прямо на съёмочной площадке. Они снимали на корабле очень весело, мы приехали уже к концу съёмочного процесса. Первым, кого мы встретили, был актёр замечательный – Миша Ефремов, в этой своей рясе, и он сказал: «Покайтесь, окаянные!» Вообще очень знатное было веселье. Вся съёмочная группа, актёры, дети, семьи на этом корабле по Волге плыли. Действительно очень было здорово, хоть мы там, по-моему, всего на один день остались с ними, больше не было возможности. А когда мы примерили костюмчики, увидели у гримёра усы: «О! А давайте-ка мы их примерим!» Всё было спонтанно…
– Ну, а исполнители ведь понимают, что это такая незлобивая пародия на русскую эстраду?
Шура: Конечно!
– Не обидно за коллег по цеху?
Шура: Нет, почему? Мы же никого не ругаем, не унижаем. Это же добрый юмор, невинные шутки.
– Вы не раз работали в проектах Пугачёвой. Как вам показалась Сама?
Шура: У нас хорошие отношения с Аллой Борисовной. А начиналось всё ещё в нашем советском пионерском детстве. Помню лагерь, наивные 80-е годы, когда песня «Лето, ах лето» звучала из всех окон, – это, конечно, был фон нашего детства, наряду с «Битлз». Поэтому когда спустя десятилетия Алла Борисовна позвонила нам и предложила сделать песню, мы, не сговариваясь, согласились. Только поставили условие, что будем делать с этой песней всё, что хотим. То есть рамки нам не ставились никакие. И ей понравилось.
– А как она при личном общении? Говорят, тётка весёлая и очень остроумная.
Шура: У нас были встречи больше творческие, рабочие. Мы не в близком круге знакомства с ней.
– На каких машинах вы ездите в России? Предположу, что это не отечественный автопром. А раз так, почему вы его не выбираете при всей политике пропагандирования «свыше»?
Шура: Не, ну отечественный автопром – это гробы, вообще опасные машины, а ездим мы… Я не вожу машину, у нас водитель, который меня возит. У нас большой джип чёрного цвета, а с названиями машин, знаете ли, у меня сложно.
Лёва: Я люблю спортивные машины, езжу на «Мустанге». У нас вроде как наклёвывается сейчас интересный проект с компанией «Ауди», и, может, будем ездить на «Ауди».
– Вы оба поколесили по свету, пожили в разных странах. Как, на ваш взгляд, обстоят там дела с коррупцией? Взятки не приходилось давать?
Лёва: Нет, за границей взятки… Если ты дашь полицейскому за превышение скорости, тебя посадят в тюрьму, и это правильно. Потому что даже у дорожного полицейского настолько высокооплачиваемая работа – зарплата большая, социальный пакет и всё прочее, – что он даже и подумать не может о каких-то там подношениях.
– А в России?
Лёва: А в России эта история тянется уже не один век. Поэтому искоренить коррупцию просто так невозможно.
Шура: Взятки в России умудряются получать в любой сфере деятельности. (Смеются.) Коррупция – конечно, это огромное зло. И здесь нужно заглянуть в историю, потому что всё это не вчера появилось, было и в сталинские времена, и сто, и двести лет назад, Салтыкова-Щедрина почитайте. Мне кажется, что здесь надо воспитывать новое поколение и, конечно, социальный пакет давать всем теперь уже не милиционерам, а полицейским, так ведь они сейчас называются. Это правильно, что начали чистить ряды, что их станет меньше и, может, качество появится. Но это не произойдёт за один день, надо поменять сознание. А если сознание поменяется, то и успех возможен. Может, и мы доживём до этого.
– То есть с российскими дорожными инспекторами вам договариваться приходилось?
Шура: Да, конечно! Они видят, что человек известный. Тут два пути – либо отпустят, либо больше денег возьмут. Но так как я не вожу машину, я не нарушаю, а водитель у нас достаточно аккуратный.
– Ещё один вопрос о российских реалиях. Как вы считаете, надо ли узаконить здесь ношение огнестрельного оружия?
Шура: Ни в коем случае! И вообще следует категорически запретить даже травматические пистолеты. Ни в коем случае!
– Это потому что мы в России?
Лёва: Отчасти да, и поэтому тоже. Знаете, я в армию пошёл в Израиле абсолютно неподготовленным молодым человеком, мне на следующий день вручили оружие, и я с ним два года проходил. Мне кажется, для всего этого внутренняя культура должна быть совершенно другая.
Шура: Оружие – в России это, конечно, более чем опасно. И даже травматическое, всё это надо запретить обязательно. Конечно, чёрный рынок всё равно будет существовать, но чем его меньше будет, тем безопаснее. В принципе, как и в Америке. Но в Америке в этих вопросах замешана огромная политика, там лоббируются интересы оружейников. Хотя и там происходят страшные дела, сами знаете. В Израиле тоже всё не так однозначно, но когда ты видишь, что 30% населения ходит с оружием, при этом даже молодёжь очень корректно с ним обращается, начинаешь воспринимать всё это не столь обострённо. Не помню случаев, чтобы там кто-то кого-то расстреливал или по пьяной лавочке кто-то начал бы вдруг палить в белый свет. А у нас, представьте себе, разрешить оружие… Тут же пьянство беспросветное – начнётся такое!
– Раз уж был разговор про фильм «День выборов», следующий вопрос – о выборах. В России скоро будут выбирать президента. Хоть сколь-нибудь вам интересна эта тема?
Шура: Давайте скажем сразу – мы не граждане России, поэтому здесь мы не участвуем ни в каких выборах. Я гражданин Австралии и Израиля.
Лёва: А я гражданин Израиля.
– А как же гражданство белорусское или российское?
Лёва: Его у нас нет.
– Вы, что ли, никогда в жизни не участвовали в выборах?
Шура: Я никогда не участвовал. И даже в Австралии умудрялся это дело обойти.
Лёва: А я один раз в Израиле за Шимона Переса голосовал. Так или иначе, нас весьма радует, что у России молодой президент, это, конечно, очень позитивно, мы лично знакомы с ним. Знаем о его музыкальных пристрастиях, приходилось общаться с ним в частных беседах. А если вспомнить наши молодые 80-е годы, они же больше с Брежневым ассоциируются. В целом мы достаточно аполитичные люди, поэтому давайте лучше не будем об этом.
Шура: Гражданская позиция, конечно, имеется, но как-то нет настроения её декларировать.
– А если об общечеловеческих ценностях? Что, к примеру, в мире нашем не так хорошо, как хотелось бы людям, которые несут обществу добро? Музыка – это ведь всё-таки добро.
Лёва: Ну, в первую очередь, наверное, терроризм всех нас волнует. Это такая достаточно больная для нас тема, потому что мы израильтяне. Тема, которая неотступно преследует нас. Поначалу только там опасно было, когда мы только-только приехали в Израиль, а теперь терроризм угрожает всему миру. Это самая больная тема настоящего времени.
Шура: Терроризм – это ещё и большой бизнес, как вы понимаете. Идеология там не работает, это всё ерунда, когда говорят, мол, это для смертников идеология. Причиной всему большие деньги, поэтому это всё и происходит.
– Практика показывает, что и антитерроризм – это не есть добрые дела. Под вывеской борьбы с терроризмом творятся чудовищные вещи.
Шура: Я думаю, что это какая-то безысходность уже. Ведь надо же как-то с этой проблемой справляться, с терроризмом. Хотя, например, американская структура действительно сама провоцирует все эти международные конфликты, которые потом перерастают в хронические очаги напряжённости.
Лёва: Ну да, они сперва сами талибов воспитали, а теперь с ними якобы борются.
Шура: Нам нравится, как, например, израильтяне борются с терроризмом не по факту, когда уже произошло что-то, а внедряя своих агентов. Ой, давайте фото не будем делать, я вам дам координаты нашего пиарщика!
– Ваша знаменитая песня оказалась в чём-то и пророческой. «Полковнику никто не пишет» – в контексте последнего времени это и про Муаммара Каддафи получилось. Американцы хотели его беспредельщиком выставить. А ведь он для своего народа сделал колоссально много. И погиб как герой, а не трус.
Шура: Не знаю, насколько он был позитивный. Посмотрите, что там произошло, кошмар! Но Каддафи тоже был террорист.
– Слишком просто вы это говорите. Вернее, примитивно. Тогда и Сталин был всего лишь террорист, не более того.
Шура: Конечно! Сталин – это вообще огромное зло, наравне с Гитлером, я бы провёл параллель очень заметную.
– Нет, лучше уйдём в «перпендикулярные» темы. Многие музыканты дружны со спортом. Или хотя бы со спортсменами.
Шура: Я насчёт спорта «не в курсе».
– Даже не знаете, что за чемпионат мира сейчас идёт?
Лёва: Я знаю.
Шура: Чемпионат мира по фигурному катанию был, быстро прошёл, никто и не заметил.
Лёва: Ну а что, у нас тоже очень хорошие отношения с некоторыми звёздами спорта. К нам в Вашингтоне приходил Овечкин на концерт, мы познакомились. И, в общем, мы много хоккеистов знаем. Шура просто не следит за соревнованиями…
Шура: Как-то раз Лёвчик зашёл и говорит: «К нам пришёл на концерт Овечкин». Я ему: «Какой Овечкин? Террорист, который угонял самолёт вместе с братьями и мамашей?» Он обалдел: «Ты чё, дурак? Это же хоккеист известный!» (Смеётся.)
– Фильмы последнего времени, которые вам чем-то запомнились…
Лёва: Знаете последний фильм, по которому мы сошлись во мнениях, что это действительно настоящее кино, – это был фильм с Хоакином Фениксом «Я всё ещё здесь» (I`m steel here). Я считаю, что за такие фильмы должны давать «Оскары». Вы поймёте, когда посмотрите, я всем советую его посмотреть. Понятно, что он такой большой «фак» сделал всей киноиндустрии американской, поэтому этот фильм очень тихо прошёл и ничего не занял. Но за такие фильмы надо давать мировые награды. Я считаю, что Хоакин Феникс – один из больших актёров нашего времени.
– Ваши приоритеты, помимо музыки…
Шура и Лёва: Семья. Дом.
– Для вас обоих?
Шура: Конечно! У меня маленькая дочка растёт. Я сейчас в отпуск ездил на две недели, с огромным удовольствием. Приехали мои родители, мы провели время все вместе.
Лёва: У меня растут два обормота, тоже, в общем-то, классные ребятки. Поэтому всё свободное время стараюсь побыть с ними.
– Ну а «дальние страны»? Куда ездите отдыхать?
Шура: Здесь всё спонтанно, как правило. Моя тёща живёт в Калифорнии, поэтому мы часто туда наведываемся.
Лёва: А у меня жена, дети – они все латыши, и, в общем, всё своё свободное время я провожу в Риге.
– Телевидению какой страны вы отдаёте предпочтение?
Лёва: Да никакой! Мы особо телевидение не смотрим, потому что телевидение отчасти идиотское… Ну, наше телевидение – о чём тут говорить, вы посмотрите, что по телеку идёт: либо веселуха какая-то адская, либо криминальные хроники. Я думал, что хоть за десять лет что-то изменится. Фильмы какие-то появятся достойные, новости главные станут позитивными… Я считаю, что интернет всё настойчивее становится основополагающим источником информации и ресурсов. Как радио скоро начнёт умирать, так и телевидение в скором времени уйдёт в интернет. И это правильно.
– На прощание подарите нашим читателям умный афоризм. Или «хотя бы» смешной.
Шура: Слушайте, ну мы же вам не Евгении Петросяны! Есть три вопроса, на которые мы не отвечаем: «Почему ваша группа называется Би-2?», «Назовите смешной случай из вашей жизни» и ещё этот, как его…
– Ну тогда объясните мне парадокс: вы верите в Бога, но отрицаете загробную жизнь. Читатели «Конкурента» в недоумении!
Шура: Это длинный разговор.
– А если коротко?
Шура: Нет, не получится коротко.
Лёва: С нами Бог! Это и коротко, и откровенно.