«Конкурент» беседует с известным джазовым контрабасистом, заслуженным артистом России.

Музыкальный дуэт братьев Ивановых, Андрея и Михаила, существует более двадцати лет. Их творчество интересно и многогранно, они в постоянном поиске, в движении – и в своей музыке. Сегодня – джаз и фолк в концертной программе «Симфоджаз», которая является визитной карточкой музыкантов. Завтра – «И классика и джаз» совместно с Денисом Мацуевым и Георгием Гараняном. А после – неожиданно и неподражаемо – совместный концерт с «Моральным кодексом». Кроме этого – частые гастрольные туры в Европе и США. Симбиоз таланта, трудолюбия, желания развиваться и играть интересно помог братьям Ивановым стать одним из самых популярных дуэтов в нише интеллектуальной музыки. В далёком советском 1989 году Андрей и Михаил приняли участие в международном музыкальном фестивале, где неожиданно для себя завоевали Гран-при, и продолжили свою карьеру в Европе. Сегодня у братьев Ивановых плотный график выступлений, в декабре в Брюсселе открывается их новая программа «My Russian Heart». Встретиться с двумя Ивановыми одновременно не получилось. Найти время для интервью пока смог только Андрей.

– Новая программа, «Моё русское сердце», будет представлена в Брюсселе. Это знаково для вас, потому что двадцать лет назад там начался ваш творческий путь в Европе? Или так сложились звёзды?
– Да, в какой-то степени знаково. «Моё русское сердце» – программа, которую уже слышали. В прошлом году она была представлена в Концертном зале имени Чайковского, а в декабре прозвучит её обновленная версия. С Бельгией связано начало нашей музыкальной карьеры в Европе. В 1989 году мы приняли участие в «Европейском джазовом конкурсе», где завоевали Гран-при. Это был очень большой по составу участников конкурс, музыкальные коллективы собрались из разных стран. Главным призом был гастрольный тур по Бельгии. Несколько месяцев мы выступали с концертами, а после получили приглашение и контракт играть под эгидой бельгийской концертной организации. Мы подписали контракт и переехали в Бельгию, где жили и работали на протяжении пяти лет.
– В 1989 году наша страна была ещё достаточно закрытой, а вы переехали жить и работать за рубеж. Сложностей в этом отношении не было?
– Конечно, сложности были, и не только с переездом. Даже принять участие в конкурсе было непросто. На отборочный тур в Бельгию необходимо было отправить наши магнитофонные записи. А в то время магнитную ленту на границе просто размагничивали и отправляли абсолютно чистую. Зная этот нюанс, мы с братом просто на свой страх и риск пошли в бельгийское посольство и стучались в двери, пока к нам не вышел атташе по культуре. Объяснили ему ситуацию, что по-другому мы не сможем участвовать в конкурсе, попросили помочь. Он согласился, отослал нашу работу на конкурс. И через некоторое время нам приходит письмо. Всё, что мы поняли, это слово «ок», остальной текст письма был на фламандском. Мы пошли в «Интурист», нашли людей, которые нам перевели: оказывается, мы прошли отборочный тур, организаторы нас с этим поздравляют и приглашают на конкурс, и далее по тексту – организационные вопросы. Началась подготовка: визы, билеты. Это тоже отдельная история, потому что было очень непросто взять и поехать в Бельгию, пусть даже на музыкальный конкурс. Победа в нём была для нас тоже очень неожиданным событием. Вся церемония награждения проходила на фламандском языке и дублировалась на английском. Мы на тот момент не знали ни тот ни другой язык. Поэтому просто сидели. Первых наградили, вторых, третьих, четвёртых... Мы расстроились, конечно. Ну, думаем, всё, те места, которые нам бы хотелось занять, мы не заняли. А потом объявляют последнюю номинацию и называют нашу фамилию. Я говорю брату: иди, забери почётную грамоту участников. Миша вышел на сцену – в зале овации, народ встаёт, аплодирует стоя. (Улыбается.) Оказалось, что в последнюю очередь вручали Гран-при. Нам.
– И как вам первое время в Бельгии? Быстро «акклиматизировались»?
– Конфликт существования первое время присутствовал, даже на бытовом уровне. Просто мы были совсем другие. У нас в стране в те годы – абсолютно пустые полки в магазинах, но в то же время мы никогда не думали о том, что нужно экономить воду, электричество и всё остальное. Когда после первых месяцев жизни в Бельгии нам пришли счета за коммунальные услуги, они были такими, какие бельгийцам не приходят даже в большие дома за год. Просто мы не понимали, что, принимая душ, ванну, надо экономить воду, не часами плескаться, и что вода, которая на тебя льётся, потом, простите за каламбур, выльется в приличную сумму. (Улыбается.) Пришлось, конечно, к этому привыкать. А вообще сегодня расточительное отношение к воде ведь и у нас в стране обернулось проблемой.  Уже есть такие города (та же Москва), где с водой возникают проблемы, ее просто нет в таком количестве, которое необходимо. Экономить воду сегодня нужно не только потому, что придёт большой счёт, а просто чтобы её хватило, досталось нашим детям и последующим поколениям. В Европе уже в 90-е было понимание этой проблемы. Там всё-таки достаточно плотная заселенность, нет больших рек и озер, поэтому рациональное европейское использование природных ресурсов – это очень хороший и важный опыт.
– Оказавшись в Европе, вы стали выступать на ведущих площадках, появилась возможность гастролировать по всему миру, вы заработали себе имя, – фактически там был взят старт. Не было желания остаться навсегда?
– В этом нет необходимости. В 1989 году действительно нужно было выбирать, а сейчас можно жить в Европе и гастролировать в России и наоборот. Сегодня спокойно можно поехать на гастроли в любую страну, не меняя гражданства. Есть работа, проекты в другой стране – просто едешь и работаешь.
– Братья Ивановы выступали на площадках разного уровня, статуса. Залы и слушатели различаются чем-то между собой?
– В принципе, любой зал отличается от другого, в силу акустических, визуальных и остальных составляющих. Поэтому одна и та же совершенно одинаково сыгранная музыка в разных залах будет восприниматься по-разному. Где-то очень хорошо, где-то хуже. Это зависит и от настроения исполнителя. Я, например, могу одну и ту же музыку в разные дни воспринять по-разному. Каждый новый зал – это, безусловно, новые эмоции. Но сказать, что где-то конкретно люди слушают хуже или лучше, я не могу. В Сибири, например, слушают очень хорошо. Слышал даже, как после программы люди обсуждали тонкости, и с большим пониманием. Не просто понравилось неизвестно что, а именно докапываются до очень глубинных, серьёзных пониманий. Всегда очень эмоциональная публика, концерт заканчивается долгими громкими аплодисментами, и они очень искренние. Но в целом публика везде одинаковая. Во многом всё зависит от исполнителя, от того, насколько ты можешь поймать ощущения, которые есть в зале, вибрации. Если вы настроены на одну волну – любая публика услышит и поймёт.
– А как вы поняли, что на одной волне с музыкой? И почему такой выбор – контрабас?
– Сразу хочу сказать, что семья у нас не музыкальная. Родители в науке. Папа преподаёт в университете, мы с детства занимались математикой больше, чем музыкой. Отец хотел, чтобы мы продолжили его дело. Поэтому и учились мы в математической школе. Но музыкальные занятия тоже были инициированы родителями. Я начинал заниматься не на контрабасе, а на скрипке, брат – на рояле. (Улыбается.) Потом всё-таки жажда нормальной мальчишеской жизни в подростковый период победила. И я сказал родителям: «Спасибо, но я буду играть в футбол, в хоккей, общаться с друзьями, бегать во дворе, а скрипку продайте». Что, собственно, и сделали родители, они не стали заставлять меня. И был перерыв, я не играл. Но со временем какие-то музыкальные силы, если можно так выразиться, меня захватили. Плюс ко всему в то время были страшно модными вокально-инструментальные ансамбли. Музыкальное образование для ВИА у меня имелось, я быстренько освоил бас-гитару, мой брат параллельно с классической музыкой стал заниматься эстрадной. Так появился наш ВИА. Я играл на бас-гитаре, мы пели свои песни и популярный репертуар тех лет: хиты Юрия Антонова и других отечественных исполнителей. Западная музыка тоже была в нашей программе. Но расти музыкально я не мог, потому что в то время не было никакого специального образования для бас-гитары, не было эстрадных, джазовых отделений. Поэтому на тот момент интересным и понятным для меня инструментом стал контрабас, я начал его изучать, и потом пошло-поехало. Стало получаться, появились джазовые фестивали, я играл одновременно и классику и джаз. Потом поступил в консерваторию. Почему именно джаз? Потому что контрабас такой инструмент, не очень подходящий для всего остального. Если говорить о других музыкальных инструментах – для них очень много сольных произведений, а для контрабаса мало, в силу его определённого звучания: оно мягкое, и очень трудно играть сольный концерт. Даже если брать великих, то лишь у единиц получалось играть сольно на контрабасе, и то приходилось совмещать с партиями других инструментов. Джаз даёт возможность проявить себя полностью, потому что там контрабас звучит как абсолютно полноценный инструмент с возможностью играть соло, импровизировать, делать всё, что угодно. Для самовыражения джаз мне подходит больше всего.
– Но недавно в рамках иркутского джазового фестиваля «Звёзды на Байкале» вы участвовали и в классическом концерте.
– Это правда. Дело в том, что когда начала складываться моя карьера джазового музыканта, я перестал играть классическую музыку смычком, отложил его на полку. И, как оказалось, на целых двадцать лет. А буквально этим летом, во время подготовки к фестивалю, Денис Мацуев, вообще любитель разных музыкальных новшеств, экспериментов и неожиданных решений, спросил, смогу ли я сыграть с ним классику. Он знает, что когда-то очень давно я занимался у одного из лучших педагогов – Владимира Хоменко. Меня предложение Дениса заинтересовало, и я сказал да. (Смеётся.) Но когда взял в руки ноты, я понял, что очень погорячился и, не играя двадцать лет, вот так просто не смогу. Но отказаться я уже не мог, и это вылилось в целый месяц кропотливых занятий. Мне пришлось оставить все дела, чтобы сдержать слово, которое я дал Денису. Месяц я провёл в тяжёлом для себя занятии, чтобы восстановиться и войти в классическую музыку. Потому что там важна каждая нота, каждый штрих, каждый взмах смычка – он должен быть таким и никаким другим. И это было первым публичным выступлением после большого перерыва. Я очень волновался, для меня это было важно, потому что играть мне предстояло с очень серьезными музыкантами: фортепьяно – Денис Мацуев, скрипка – Граф Муржа. Поэтому если меня спросят, каким было самое волнительное выступление, я не задумываясь отвечу: Иркутск, «Звёзды на Байкале», зал филармонии, Шуберт, 10 сентября. Для меня это было ответственней, чем сыграть с Эллой Фицджеральд или другими джазовыми музыкантами мировой величины. Это просто совершенно другая энергетика, совершенно другой стиль нахождения на сцене, всё другое. Этим нужно проникнуться. Путь, который мне пришлось пройти, готовясь к этому концерту, примерно такой же, как в 89-м году, когда мы играли в Бельгии в финале конкурса.
– А как же выступление на встрече президента России Дмитрием Медведевым с президентом США Бараком Обамой? Оно не было волнительным?
– Конечно, это выступление было по-своему волнительным. Мы были приглашены как концертный коллектив, который приветствовал гостей. Но это не первое наше выступление на подобном мероприятии. Мы играли и для Владимира Владимировича, играли на первой встрече лидеров стран СНГ. На встрече Дмитрия Медведева и Барака Обамы присутствовал также патриарх Кирилл. В его честь мы привезли музыкальный инструмент «Русская звонница», на котором сыграли. Он с удивлением и, как нам показалось, с интересом наблюдал, слушал. Этот инструмент произвёл впечатление и на первых леди – Светлану Медведеву и Мишель Обаму. У них всё-таки более свободный регламент общения. Мишель Обама подходила к нам, рассматривала звонницу, задала несколько вопросов.
– Андрей, а на какую аудиторию рассчитана ваша музыка в принципе?
– Эта музыка для всех – для взрослых людей, молодёжи и даже для детей. Мы не так давно играли благотворительный концерт в церкви, там были прихожане, много детей. И эффект был совершенно одинаковый – что в зале Чайковского, что в церкви. Хотя наша музыка и не попса, её язык понятен абсолютно всем. Он не требует специальной подготовки, потому что world music – это музыка, корни которой народные. Это такой срез, где есть всё и где просто выражается индивидуальность музыкантов. В принципе, ты свободен от канонов джазовых и классических, и в то же время ты имеешь право использовать и то и другое, поэтому такая музыка очень интересна и слушателям, и исполнителям.
– У вас множество творческих проектов, планов, идей. Время на обычные радости жизни остаётся? Друзья, спорт, другие развлечения… Или большинство людей, с которыми вы работаете, и являются вашими друзьями?
– Друзей у меня вообще единицы. Другое дело люди, с которыми интересно общаться. Но настоящих друзей очень мало, и не все они музыканты. (Задумался.) Интересы… Я очень люблю спорт. В то время, когда нахожусь в Москве, стараюсь посещать бассейн, баню. На беговой дорожке заниматься либо на теннисном корте. Люблю поиграть в футбол. Это командный спорт, поэтому у меня много приятелей, которые не связаны с моей музыкальной деятельностью. Не важно, чем они занимаются. Нас объединяет возможность отдыхать, заниматься спортом, получать совершенно другие эмоции. Постоянно находиться в музыке – это хорошо, но должны быть и другие интересы, отдушины.
– Вы сказали «когда нахожусь в Москве». А где ваш дом?
– Мой дом в Подмосковье, это город Пушкин, буквально 12 километров от кольцевой. В принципе, это считается Москвой. Есть квартира в Москве, но я стараюсь больше находиться за городом. В тишине, с семьёй. Дети подрастают: сын закончил третий курс МГУ, дочка учится в университете Мичигана, в США. Дети уже взрослые, становятся самостоятельными, самодостаточными с точки зрения общения. Сын живёт отдельно. Мы, конечно, дружим, встречаемся, стараемся на выходных собираться вместе.
– От дел творческих – к материальным. Возможно ли оставаться музыкантом высокого уровня, быть верным своему стилю, жанру, играя интеллектуальную музыку, но при этом и обеспечивать себя?
– Круг музыкантов, которые играют в наших проектах, не слишком широк. Это действительно самые лучшие и востребованные музыканты, у которых весь график просто расписан по часам. Поэтому такие музыканты не имеют проблем ни с работой, ни с обеспечением.
– «Братья Ивановы». Имя вашего коллектива говорит само за себя, и спрашивать, дружны вы или нет, неуместно – у вас один музыкальный коллектив, одно дело. Но ведь не во всех проектах вы выступаете вместе?
– (Улыбается.) Если б мы играли только вдвоём с братом, мы бы, наверное, уже сошли с ума. Чем и хорош джаз – он не ограничивает в музыкальном общении. У меня есть свои проекты, дающие возможность реализовывать себя в тех музыкальных сферах, в которых это невозможно в нашем с братом проекте. А у Михаила есть свои программы, которыми он занимается без меня. Поэтому есть возможность обогащать своё мировоззрение – общаемся с совершенно разными музыкантами, он в своей сфере, я в своей. А потом мы полученный опыт можем объединить, поделиться им и развить в совместном творчестве. Это всё единая жизнь, и она одна, без «второго», будет скудна и не очень интересна.
– А как вы с братом распределяете обязанности в коллективе? Кто больше занимается творческими моментами, кто продюсерскими?
– У нас практически вся работа строится одинаково, мы оба пишем музыку, но Михаил немного больше, чем я. Он пишет оркестровую партитуру, занимается аранжировками. У меня на это нет ни сил, ни времени. Поэтому если даже я пишу музыку, то всё равно оркестровку и аранжировку делает Миша. Ему это легче, потому что рояль – это и есть оркестр. По сути, в этом инструменте есть всё. Контрабас – это всё-таки моноинструмент.
– Расскажите о своём инструменте поподробней. Вы много гастролируете, но контрабас – не скрипка, которую в руках можно носить. Как на гастроли с ним ездить? В багаж ведь тоже не сдашь…
– У меня несколько инструментов. Ездить с контрабасом действительно проблематично. Естественно, приходится отдельное место покупать в самолёте. Но зачастую даже на этом отдельном месте он не помещается. В предыдущую поездку так получилось, что мы никак не могли его установить. (Смеётся.) Спасибо стюардессам, они вошли в положение и закрыли один туалет. Туда мой контрабас и поставили.