«Конкурент» беседует с главным врачом Городской клинической больницы скорой медицинской помощи №6 имени Карповича.

Он представитель известной в Красноярском крае династии врачей. Его отец вместе с Николаем Карповичем стоял у истоков создания Больницы скорой медицинской помощи. Аркадий Коган окончил Красноярский медицинский институт, работал хирургом в БСМП, несколько лет возглавлял частную клинику. Буквально две недели назад Аркадий Борисович возглавил БСМП. С новоиспечённым главврачом встречаемся вечером, в стенах шестой больницы. Новый руководитель признаётся: сейчас не до встреч с прессой, нужно не откладывая решать наболевшие вопросы. Так что интервью «Конкуренту» – своего рода эксклюзив.

– Аркадий Борисович, хотим услышать из первых уст: каково на сегодняшний день состояние вашей больницы – самой крупной в Красноярске?
– Сегодня, наверное, никого не удивишь, что половина больниц в городе просто не имеет лицензии. Наша больница в этом плане, как ни печально, тоже не исключение. Страшно сказать: восемьдесят процентов отделений в БСМП не лицензированы. Вот так и начинаем свой рабочий путь.
– А сколько стоит такое «удовольствие»?
– Чтобы элементарно получить разрешение на оказание медицинских услуг, необходимы полтора миллиарда рублей. Это расходы на закупку нового оборудования, на осуществление капитального и косметического ремонта, который бы удовлетворил все надзорные органы. Чтобы понять всю остроту ситуации, приведу цифры: на сегодняшний день на 1200 больничных коек работает один аппарат УЗИ. Проработал неделю с небольшим на посту главного врача больницы №6 – и уже от каждого врача-специалиста поступает стопка докладных: здесь чего-то недостает, тут не хватает… Вот, например, заявление от заведующего отделением гинекологии. У них сломалась камера, единственный аппарат для лапароскопии (диагностический осмотр брюшной полости и её органов через прокол брюшной стенки оптическим прибором – лапароскопом. – Прим. авт.), а оборудование это не из дешевых – 350 тысяч рублей. А это означает, что «сложным» беременным женщинам, которые поступали к нам в больницу и которые нуждаются в гистероскопии (медицинское исследование матки при помощи специального зеркала. – Прим. авт.), мы вынуждены будем отказать. И это лишь один пример. Нехватка чувствуется почти в каждой отрасли. Хотя есть и свои радости. Большое достижение предыдущего руководства нашей больницы – отремонтированная токсикология и обновленное отделение реанимации. Это, пожалуй, визитная карточка БСМП – элементарно приятно туда зайти. Реанимация наша сегодня за Уралом, пожалуй, самая лучшая: по оснащению, по качеству осуществленного ремонта.
– Но не могли же камеры для операций сломаться, хирургические ножи затупиться, а аппараты остановиться сиюминутно…
– Разумеется, сфера медицины вообще штука прихотливая и требует пристального к себе внимания и тщательного ухода. И это, конечно же, не вина предыдущего руководства, не упущение управленцев, это, пожалуй, всеобщая болезнь всей нашей медицины – банальная нехватка финансирования. Тем паче в эпоху царящего мирового экономического кризиса. Все мы чувствуем изменения – изменения, к сожалению, не к лучшему.
– И большую медицину, в общем, «зацепило»?
– Ну а как же? Конечно.
– Аркадий Борисович, а как вообще приняли предложение возглавлять такую, не побоюсь этого слова, медицинскую махину, как Городская клиническая больница скорой помощи №6?
– Наверное, наступило время, сложилась такая ситуация в здравоохранении на уровне города, зависящая не только от меня, которая требовала каких-то изменений. И изменения эти осуществились таким вот образом.
– Безусловно, есть большое количество проблем в области медицины, это каждый из нас видит даже на уровне пользователя, так сказать. БСМП, к сожалению, особенно «славится» списком таких недочетов. Какие болевые точки у вашего учреждения?
– Пожалуй, самая больная тема для нас – как раз таки лицензирование, которое будет осуществляться через год. Чтобы получить долгожданную лицензию, нужно соответствовать стандартам, НИПам.
А нам пока, к несчастью, до стандартов далеко. Ну вот, допустим, палата стационара: рассчитана она на четырех человек, а лежать там может восемь пациентов. Нуждаемся и в техническом оснащении: шутка в деле – пять ставок врачей, которые работают по очереди на одном аппарате. Если он завтра встанет – не знаю, что будем делать, в какие трубы кричать караул. Вы сами понимаете особенность этого учреждения: мы – экстренная больница. Работаем в круглосуточном режиме, и всех нуждающихся в срочной помощи везут к нам. Скажем, за сутки принимается в среднем 150–160 обращений, и из них сто пациентов, которым требуется срочная госпитализация. При этом БСМП в первую очередь больница хирургическая: из 1100 коек восемьсот – хирургические отделения. Это хирургия, нейрохирургия, урология плюс нервное отделение – девяносто мест на весь Красноярск, куда везут с нарушением мозгового кровообращения. По-моему, после гражданской войны было лучше, чем сейчас.
– Какие планы вы себе уже наметили? Что нужно сделать в первую очередь?
– Главная задача, которую для себя обозначил сейчас, – искать помощи на городском, на краевом уровне, у политических партий, чтобы решить проблему крупнейшей больницы города. Откровенно сказать, нам просто не выжить без поддержки властей. Большие проблемы у нас с отделением кардиологии – там вообще, прежде чем поменять оснащение, надо «откапиталить» сами площади. Первоочередная задача – просто восстановить тот уровень больницы, ту форму, которая была раньше. Сюда ведь прежде за честь было попасть работать, проходить практику. Сейчас же на каждом углу, чего греха таить, мы слышим только отрицательное об уровне этого медучреждения. Мне, как человеку, отдавшему два десятка лет этой больнице, просто больно слышать подобное. Я хочу размыть эти стереотипы, стереть такой негативный имидж БСМП. Любыми способами решить существующие проблемы, чтобы вернуть прежнее имя. Понимаете, тут дело не в человеческом факторе – здесь грех жаловаться: у нас работают первоклассные специалисты, профессионалы своего дела. Врачи, младший медперсонал, санитарки за тот мизер, что получают, делают колоссальную работу. Проблема именно в финансировании, в том, что мы не можем двигаться вперёд, не залатав сейчас дыры уже существующие.
– То есть установка всё-таки на господдержку?
– А как иначе? Спонсоры – да, их мы не исключаем. Но каковы объёмы этих отчислений – двадцать, тридцать, сто тысяч рублей? Это, сами понимаете, только малая лепта.
– Чего вы ждёте, каких мер?
– Я полагаю, решение вопроса по городской шестой больнице должно отдельным пунктом пройти в бюджете города и в краевом бюджете. Вот уже состоялась встреча с депутатами Законодательного Собрания Красноярского края из комитета по здравоохранению. Моё желание – привести в наши больничные стены всех, от депутатов до губернатора, чтобы они сами посмотрели на те условия, в которых осуществляется медицинская помощь. БСМП как никогда требуется поддержка, нам сейчас очень нужен конструктивный диалог с представителями власти. Здесь возможно будет что-то решить только общими усилиями. Вот буквально вчера была докладная от заведующего приёмного отделения: за ночь пять раз вызывали милицию: пьяные посетители рвались навестить родственников, драки, разборки.
– ???
– А у нас в смете не заложены расходы на охрану.
– То есть вот та бабушка в окошке в главном фойе и есть секьюрити?
– Фактически – да. Больница, считаю, объект стратегический. Если мы говорим о борьбе с терроризмом, то как можно не охранять медицинские заведения? Сейчас будем добиваться, чтобы отдельной строкой было выделено финансирование на безопасность.
– Отрасль здравоохранения ведь, пожалуй, на пьедестале приоритетов в государственной политике. На ваш взгляд, каково состояние медицины в стране и крае?
– Если не судить именно по нашей больнице, отрасль набирает обороты с точки зрения каких-то больших достижений, реализуются грандиозные строительные проекты в нашей сфере. Что касается края: возьмем вот двадцатую больницу – приятно посмотреть, краевая больница – на должном уровне. Конечно, до кризиса было проще: осуществление нацпроектов, приобретение дорогостоящего оборудования. Сейчас всё равно чувствуется лимитированность средств. И это беда не только регионального значения или даже государственного. Пожалуй, это мировой масштаб.
– А «за морем» сообщество белых халатов как себя чувствует?
– Если сравнивать с заграничными клиниками, абсолютно убежден, что мы не отстаём ни в чём. Ну а русские врачи – я всегда говорил и говорить буду – талантливее. Дайте нам то оборудование, которое есть у них, и мы будем на три головы выше. Взять тот же Израиль: 60 процентов врачей на Земле обетованной – с российскими дипломами медицинских университетов.
– Можно сказать, что врачи – это фанатики своего дела?
– Однозначно. Я считаю, в медицине очень мало людей случайных. Случайные отсеялись в 90-е, ушли в коммерцию.
– А у вас, в частности, желания податься в бизнесмены не было?
– Нет. А я больше ничего не умею, кроме как людей спасать.
– Аркадий Борисович, у вас есть опыт частной медицинской деятельности, руководили клиникой «Интермедсервис». Сейчас вы в государственном учреждении. Где работать ответственнее, что ли?
– Ответственность одинаковая, однозначно. Объёмы разные. Если у меня в частной клинике было десять коек, то здесь их тысяча с лишним. Если там в подчинении коллектив из 12 человек, то здесь 1700 коллег. Конечно, масштабы вносят свои коррективы в деятельность. А ведь все идут с проблемами, с вопросами, и тут есть разница – найти их решение для десяти человек или для двух тысяч.
– Вы заявляли, что, несмотря на руководящую должность, от хирургического стола отходить не намерены.
– (Улыбается.) Ну, это не значит, что я каждый день буду проводить операции. Но для себя решил, что с мая возьму 2-3 дежурства в месяц по экстренной хирургии.
– Чтобы не потерять навыки?
– Конечно. Чтобы не погрязнуть только в бумажной работе. Да и хочется, это ведь «моё».
– Ночуете, наверное, в стенах БСМП?
– Любая новая должность требует времени, чтобы вникнуть во все нюансы. Сейчас приезжаю сюда в полседьмого утра, в девять-десять вечера еду домой.
– Вы ведь вообще из врачебной династии…
– Да, с 1973-го по 95-й год папа, Борис Коган, работал в этой больнице. Сначала завотделением травматологии, потом заместителем главного врача по хирургии. Вместе с Николаем Семеновичем Карповичем, в честь которого и названа больница №6, был у истоков: открывал отделение травматологии здесь. Мама тоже медик, врач-эндокринолог. Сейчас работает тоже в БСМП врачом-экспертом.
– А в детстве стоял вопрос о выборе другой специальности?
– Конечно. Как у всех: первый-второй класс – «летчик-испытатель», «пожарный». А класса с седьмого уже сомнений не было: медицинский институт.
– Всегда интересовало: врач на работе способен ли абстрагироваться от своих чисто человеческих эмоций: жалость, сочувствие? Или же должно быть прямое выполнение профессиональных обязанностей?
– Любого пациента жалко, куда без этого? Поэтому и работаешь, чтобы поменьше было больных людей. Знаете, мне часто задают вопрос, привык ли я к смерти. Да никогда к ней не привыкнешь. (Задумывается.) И знаменитые хирурги-врачи говорили: с каждым умершим больным остаётся рубец на сердце. Никуда от этого не деться. И нет такой волшебной кнопки, чтобы этот человеческий фактор выключить.
– Сейчас устрашающие факты только и слышишь: там по халатности медиков погиб двухмесячный малыш, здесь – оставили иглу в теле пациента, когда делали операцию…
– К сожалению, это тоже суровая реальность. Вы правильно сказали – халатность. Нормальный доктор случайности не допустит. Но, согласно поговорке, в семье не без… К счастью, в нашей больнице среди всех, кого я знаю, а я тут работал с 87-го по 2005-й год, среди своих, не побоюсь этого слова, друзей и даже учителей в какой-то мере – таких не встречал.
– Говорят о такой еще проблеме медицинской отрасли – нехватка молодых кадров. Выпускники просто не хотят работать за копейки и идут, скажем, в те же частные клиники или в медицинские представители.
– Да, это уже общеизвестно. Если в советские времена был большой отбор в интернатуру, в интернатуру именно в БСМП (как мы ее называли, «мясорубка»), где реально можно было научиться чему-то, то сейчас всё иначе: у нас сейчас два интерна в клиническом отделении. Желающих нет. Все сразу метят в заведующие отделениями или в профессора, не имея опыта работы. Как стать хирургом, если ты не поработал в неотложке? Если ты не видел ранения сердца, не видел ущемленных грыж, не сталкивался с перитонитом? Через это необходимо пройти, чтобы стать профессионалом. Вообще, проблема нехватки молодых кадров – не только «больничная» головная боль. Страдает и образование, и рабочие специальности.
– Есть такой врачебный постулат, который в переводе с латинского звучит как «ложь во имя спасения». Ваше отношение к этому.
– Однозначного ответа я вам не дам. Где-то это необходимо и оправданно, где-то – нет. Стоит ли человеку говорить о его скорой смерти? Я до сих пор не могу определиться, как говорить и что… Наверное, у меня бы не хватило духу в лоб сказать человеку, что у него рак и он безнадежен. Ни разу еще не говорил этого в своей жизни. Мне кажется, нужно давать надежду. Надежду даже безнадежным.
– Многие люди бизнеса грешат тем, что в любое время дня и ночи – «на связи»: из любой точки примчатся решать дела.
– Да и я такой же. Последнюю неделю, к примеру, мобильник звенит не переставая. Когда требуется помощь, это не обсуждается: день, утро, вечер, ночь – собрался и поехал.
– Нам известно, что и на борту самолета приходилось жизнь спасать… Что это за лётное ЧП?
– Я тогда работал врачом в регбийной команде «Енисей-СТМ», летели с ребятами в Москву, из столицы в Париж. В салоне одному мужчине стало плохо – упало давление. Помогли. (Смущаясь.) Взял ответственность на себя, что до Москвы довезу. Довезли. Жив-здоров товарищ, слава богу.
– Работа медика, конечно, не из легких, стрессовая. Как врачи отдыхают?
– Да что-то не было в последнее время отдыха. (Улыбается.) Как все отдыхаю: есть минутка свободная – поехали на дачу от городской суеты, летом – озеро Белё, Парное на выходные. Было время, и за границу ездили, пока кризис этот не случился. На лыжах горных катаюсь уже лет двадцать, наверное.
– Аркадий Борисович, ваша оценка: какое направление в медицине наиболее активно развивается сейчас?
– В первую очередь, сосудистая кардиология – то, от чего самые высокие показатели смертности. Только по России посмотрите, сколько открывается больших медцентров, занимающихся проблемами сердца. Если раньше люди могли по 40 дней ждать операции, то теперь в день обращения могут прооперировать. Акушерство сейчас, считаю, на хорошем уровне.
– Нередко говорят о типично русской особенности подхода к собственному здоровью: когда «прижмет», тогда только бежим лечиться…
– Так и есть. Посмотрите на ту же самую Японию: если там каждые полгода проходит медосмотр, у них и нет таких показателей по онкологии третьей, четвертой стадии. Потому что там раз в шесть месяцев – профилактическая фиброгастроскопия. У нас… Ну, я сам, к примеру, не помню, когда последний раз её проходил. Мы наплевательски относимся к себе. Это чисто ментальная особенность. Не государство, а люди сами плюют на свое здоровье: до последнего ждём, пока станет уж совсем невыносимо. Привыкли мы так жить, надеясь на авось.