«Конкурент» беседует с известной российской телеведущей.

Обилие книг вокруг просто провоцировало на полет мысли во время нашего разговора. Но мне кажется, дело не в антураже, а в человеке. Елену Шмулевич можно смело отнести к self-made woman. И вряд ли она остановится на достигнутой высоте, ее целеустремленность покорит еще не одну вершину. А пока мы на грешной земле, и есть возможность пообщаться.

– Елена, как вы пришли в тележурналистику?
– С улицы. Работала до этого финансовым брокером. Это было интересно и на тот момент довольно денежно. Потом я ушла в декрет и думала, что вернусь в профессию через месяц-полтора. Как все мы думаем, что ребенок – это такая игрушка, которую вынул из живота, положил на кровать и пошел гулять. (Улыбается.) Выяснилось, что гулять пойти я не могу. Это было дико обидно. Но через некоторое время я поняла, что и сидеть дома больше не хочу. Работа финансового брокера не предполагала свободного графика, потому что я работала с достаточно крупными инвесторами, которые приносили чемоданы денег. Если клиент с чемоданом хотел видеть меня в девять утра, то я во столько и должна была приходить, что было для меня совершенно нереально, потому что в это время я очень хотела спать. И я стала искать работу, которую можно было подстроить под мой и ребенка график и которая бы при этом меня радовала. (Смеётся.) На тот момент в городе открылась коммерческая телекомпания «Стар плюс», и я предложила делать некий «ликбез» для народа о том, что происходит на финансовых рынках. Это было время приватизации, чековых аукционов. Мало кто понимал, что с этим делать, и все хотели информации. Доходило до абсурда: когда я то ли заболела, то ли уехала, и программы не выходили в эфир, в телекомпанию позвонила группа сотрудников из политехнического института и потребовала меня вернуть на место. Были и угрозы со стороны финансовых пирамид типа «Хопер Инвест» и им подобных. Но это было не страшно. Они были приличные люди, в галстуках. Что, конечно, ни о чём не говорит, как мы сейчас понимаем. (Смеётся.) Но время было золотое, честно скажу. Все сидели на столах, курили и болтали ногами, мало кто перетруждал себя. Впрочем, я тоже не стремлюсь «устать». (Смеётся.) Некоторые люди, приверженцы здорового образа жизни, говорят о том, что мы едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть. Вот я к работе так же отношусь. Мы ведь живем не только для того, чтобы работать. Хотя некоторые так и думают, скажу я вам по секрету. У них самореализация – это работа. Ужасно. Профессиональные таланты, карьерный рост и даже собственно денежная оценка работы – крошечная часть самого человека. Жизнь намного разнообразнее.
– До сих пор следите за финансовыми рынками? У вас есть свои соображения по поводу того, куда движется наша финансовая система?
– Слежу. Наша финансовая система стабильна. Но за ней следить мало. Если относиться к этому как к источнику заработка, то тут нужно работать с утра до вечера, совершать сделки, потому что рынок постоянно колеблется. Нужно быть в теме, в курсе событий, и неплохо еще обладать навыками технического анализа. Это действительно очень милое занятие, которое можно позволить себе и на берегу океана, при условии, что это цивилизованный берег с Wi-Fi зоной. Надо понимать, что биржа – это не казино и там нет больших «выхлопов». Хотя отношение должно быть, как к игральному автомату. Ни один грамотный трейдер или брокер не предложит вложить всё, что у вас есть. Он предупредит, что это дело рискованное в любом случае. Но прогнозы я бы оставила специалистам, потому что не хочу выступать в роли гадалки с хорошей интуицией, но плохой информацией. Ситуация меняется стремительно. Если посмотреть прогнозы трёх-четырёхмесячной давности, то видно, что даже очень хорошие эксперты ошибаются, и приходится постоянно вносить корректировки. В основном исходя из политической ситуации. Юлия Латынина в одной из своих книг пишет: «всё, что до миллиарда долларов, – это экономика, а то, что больше, – уже политика». При ресурсах нашей страны вполне возможно сделать внятную экономику, при которой все будут жить хорошо. Сырье – это наш бонус. При этом есть и явный минус – большинство людей в России работать не хотят. Денег все хотим, а устать – боимся. В этом смысле мне не очень понятны наезды на «олигархов». Да, что-то покрадено или взято не по закону. Но оно могло быть продано и проедено. А люди работают как проклятые. Я их не оправдываю с точки зрения «прихватизации» общего имущества, но говорю о том, что в нашей стране немногие так готовы работать. Да что Россия! Есть общемировая статистика. Считается, что в любом государстве прибавочную стоимость создают три процента людей. Именно они способны эффективно работать, по-взрослому. Это гении, изобретающие технологии для роста производства, техники, науки, это талантливые руководители, отстраивающие свои предприятия.
– Вы можете уже кого угодно научить зарабатывать на финансовых рынках. Есть желание стать коучем?
– Нет. Иногда мне кажется, что это всё «разводки», какой-то моральный сетевой маркетинг. Сейчас вообще модно быть коучем. Если приглядеться, то люди, которые называют себя бизнес-тренерами, заодно бывают политологами, политтехнологами, сексологами, психологами и всем на свете. Но не предпринимателями. Если ты такой умный, то почему такой бедный? Если ты умеешь зарабатывать, то будешь делать это сам. Учителем может быть только тот, кто уже заработал достаточно, и ему больше не надо. А остальные чему могут научить? Я в свое время проходила стажировку в США по президентской программе подготовки кадров. Обучение проходило в два этапа: в России и за рубежом. Я стала делать про это репортаж, а поскольку я хотела всё узнать по-честному, то прошла тесты и конкурс выиграла. Мне сказали, что я сначала могу поучиться у нас, а потом за границей. В своём городе я познакомилась с теми, кто меня должен был учить основам рекламного дела, которое тогда только зарождалось. Я была поражена. Это были хорошие, умные люди с учеными степенями, но они знали о рекламе только из книжек, это я могла их учить. Но потом дело удачно повернулось, и меня сразу отправили в Америку. Вот там было интересно, мы действительно работали в серьезных рекламных агентствах, зарабатывающих большие деньги. Было очень смешно, когда один из совладельцев рекламного агентства, где я проходила практику, сказал мне, что даже если клиент замечательный, перспективный и всё в таком духе, то не надо с ним иметь дела, если его рекламный бюджет меньше трёх миллионов долларов, – это не клиент, это головная боль. Получается, что у нас головная боль – это все.
– В чём отличие американского телевидения от нашего?
– Прежде всего в технологиях. То, что было тогда, в конце 90-х, на бостонском телевидении, того нет до сих пор у нас. Например, передвижной телестудии. Студийные площади потрясали размерами – тысячи квадратных метров. У нас тогда такое было только на НТВ. А в США это было обычное местечковое телевидение Бостона, одно из десятка. Ну и, конечно, свобода слова. В Америке, как правило, телевидение – это бизнес, а не средство политического влияния. То есть если программа имеет высокий рейтинг и, соответственно, приносит прибыль, ее никогда не снимут с эфира за то, что она в «неправильном политическом разрезе». Поездка дала мне многое в плане изменения картины мира, общения с людьми, но их методики работы к нашим условиям пока не применимы. Им было сложно понять, как может один человек быть автором, ведущим, продюсером и кем угодно. Рядом со мной на стажировке сидела девочка, которая сказала, что у нее бабушка из России или Украины и что она очень хочет поболтать. Следующие две недели она была страшно занята, и мы не встретились. Когда мы переходили на другую работу, то я спросила, чем она занималась. Мне ответили, что ее работа – в переводе с американского – нормировщица времени. Она считала, сколько часов будет потрачено на ту или иную работу по заказу клиента, из этого определяется сумма сделки. У нас проще: говоришь сколько, клиент спрашивает, почему так дорого, и дальше идешь и делаешь. (Смеётся.) И еще там сроки гораздо больше, чем у нас, никто бы ждать столько не стал.
– Елена, а как вас привело к такой мужской теме, как машины? Вроде бы это истинно мужское – пойти в гараж. Даже, как я слышал, есть такой термин в психологии.
– А кто сейчас проводит время в гараже? Может быть, только старшее поколение, которое разбирается в технике. Новые машины вообще не предназначены для «несанкционированного» ремонта. В моей машине, например, можно открыть только бачок для омывателей стёкол, больше ничего. Тем более что сейчас у всех приличных автопроизводителей есть программа помощи на дорогах, могут привезти даже бензин. Так что когда я делаю программу для автовладельцев, я просто делаю то, что мне нравится. Детально в машинах разбираться не обязательно, их надо уметь водить, не быть нервным, суетливым и эмоционально неуравновешенным. Я только что вернулась из Таиланда. Там пограничник имеет право отказать человеку во въезде в страну по нескольким причинам, в том числе (прямо так и написано) – если человек пребывает в «душевном смятении». А сколько у нас этих, которые в душевном смятении на дорогах людей давят? Выпил – и за руль в душевном смятении. Командуют людьми в аналогичном состоянии, решают чьи-то судьбы. Успокойтесь сначала.
В Таиланде все улыбаются, в Америке тоже. Там считается неприличным, если ты встретился взглядом с человеком и не улыбнулся ему, не поздоровался с ним. Я какое-то время, как дура, здесь улыбалась. Некоторые у нас от этого напрягаются. А я всё равно улыбаюсь. (Улыбается.) Делаю то, что нравится. Если вернуться к моей телепрограмме, то она стала выходить в тот переломный момент, когда у основной массы людей стали появляться деньги, и машины становились не роскошью, а средством передвижения. И за руль стали садиться женщины. Нас было очень мало, мы собой страшно гордились. (Улыбается.) Появлялись новые машины, иномарки. Мне показалось, что людям требовалась информация, потому что она была нужна мне. Машины – это те же игрушки, только дорогие, на которые приятно смотреть. Оказалось, что это востребовано, интересно. Я была не слишком образована технически и задавала глупые вопросы, которые были у всех на уме, но спросить стеснялись. Мне растолковывали всё подробно, а потом я доводила это до зрителей.
– Как сделать так, чтобы «душевное смятение» нас не беспокоило?
– Я не знаю, как это сделать вообще (это ведь как «мир во всем мире»), – я же не доктор и не мать Тереза. Мы ведь говорим о контроле своего душевного состояния? Все используют разные методы, но, думаю, для начала человек в принципе должен осознать, что ему это нужно – успокоиться, достичь внутреннего равновесия... Потому что я не думаю, что можно кого-то насильно сделать спокойным. Или счастливым. (Улыбается.) Ну а уж если человек действительно этого хочет, то есть масса практик и методик. Йога, цигун, медитации, дыхательные практики... Все они дают возможность достижения глубокой концентрации, внутренней тишины. Кто-то для достижения внутренней гармонии и познания себя проводит месяцы в медитациях в Шаолине, кому-то достаточно послушать хорошую музыку или поболтать с близкими друзьями, кто-то железо ворочает, а некоторые просто вяжут или вышивают. Мне кажется, что самое эффективное – это дыхательные практики. Но и к ним лучше приходить подготовленным. В смысле, понимать, что и зачем делаешь. Пока это далеко не всем нужно. Хотя мне кажется странным, что многие люди – если чувствуют, что теряют контроль над ситуацией или окружающими, – страшно злятся и прилагают неимоверные усилия, чтобы этот контроль установить. При этом их совершенно не волнует, что они не контролируют себя! Хотя ведь нам вроде всем уже ясно, что если мы хотим сделать мир лучше, то начинать надо с себя? Собственно, на этом усовершенствование мира можно и закончить.
– Одна предвыборная кампания сменяется другой. Как вы относитесь к таким демократическим процессам?
– Я бы предложила собрать все деньги, которые планировали потратить на предвыборную кампанию: технологов, листовки, плакаты и прочую ерунду, и устроить референдум, на что эти деньги потратить. Отцами города надо назначить или выбрать тех, кто ими уже по факту является. Чтобы они не марионетками своими крутили, а сами отвечали перед народом. Они же и вправду умные, вот и пусть работают всем нам на радость.
– Я знаю, что вы очень любите путешествовать. Привлекает сам процесс?
– Знакомство с новыми людьми. Процесс – тоже, но в любом случае страна – это люди. Всё остальное (правила, обычаи, архитектура, красота) вторично. Если, например, говорят про Индию, что там антисанитария и жуткая нищета, то это правда. Но есть и что-то неуловимо прекрасное. Не всё на свете можно потрогать, есть вещи, которые висят в воздухе. А есть государства, которые просто умеют жить хорошо и красиво. Интересно везде, но всё интереснее, пожалуй, становится в России. Например, с культурой отношений я вижу сейчас серьезное движение вперед. Люди растут духовно… Может, мне так кажется, но мы стали больше думать друг о друге. Появляется осознание того, что когда о тебе думают, то тебе тоже хочется заботиться о других. Любая забота или внимание к человеку, как правило, позитивно им воспринимается, и непременно будет ответная реакция… Пусть не мне, пусть не сейчас. Всё вернется. Вот, например, водителям на дорогах стало приятно пропускать друг друга. Если раньше – «ой, подрезал, ой, козёл», то сейчас ввели в обиход благодарить друг друга «аварийками». Нам приятно быть добрыми, хорошими и счастливыми в результате. Мы созданы для счастья. А те, кто этого не понимает… Их жаль. Но когда-то поймут, наверное. (Улыбается.)
– Много работы, постоянные разъезды… Удается ли уделять детям достаточно времени? Каких принципов в воспитании вы придерживаетесь?
– Принцип один – любовь. Если пойти дальше, то нужно искать причину счастья. Так вот, причина счастья – это любовь. Мои дети точно знают, что я их очень люблю. Если я могу дать детям любовь, то всё остальное вторично.
– Откуда же берется любовь? Ученые всячески отрицают наличие этого чувства у животных. А у людей это заложено внутри или привнесенное социумом?
 – Ну внутри конечно!! (Смеётся.) То, что «привносится социумом», – боюсь, называется по-другому... И потом, много ли мы все знаем про животных? В огромном заповеднике в Испании я видела парочку – льва и львицу. То, что они вытворяли – все эти нежности, – было очень похоже на любовь. Так что я бы с учеными поспорила. А вообще... Мне кажется, как-то странно давать определение любви или пытаться ее препарировать, искать «корни». Мы или знаем, что это такое, или – бесполезно объяснять. Ну вот как объяснить дальтонику, какой цвет красный, какой – зеленый?
– Сколько женщине нужно детей для полного счастья?
– Какой именно женщине? Кому-то нисколько. Кому-то – сколько получится. (Улыбается.) Думаю, большинству – сколько есть... Но они нужны – это точно! Рожать детей – это верный способ сделать мир лучше! (Улыбается.)
– Некоторые люди задумываются о том, что важнее – карьера или дети…
– Что важнее: рука или нога? Нос или глаз? Важно всё, из чего состоит жизнь. Мы так устроены, что нам есть куда приложить ухо, глаз, руку и ногу. У нас есть возможность любить детей, мужчин, женщин, свою работу или свои увлечения. Главное – делать всё это осознанно. Надо жить здесь и сейчас. Потому что откуда нам знать, что будет завтра? Когда нам хочется есть, мы едим. А не говорим, что через две недели, может быть, себе это позволим. Получается, что у нас желудок (ну и некоторые другие органы) – умнее, чем мозг? Бывает, я думаю животом. Ну и что?