– Вообще, начинал я с психиатрии – это моя базовая специальность. В больнице отработал лет пять, потом в диспансере, где уже начал заниматься психотерапией. Одно вытекало из другого. Психиатрия от психотерапии отличается тем, что в последнем случае мы имеем дело с «пограничными» больными, которые страдают от реактивных расстройств, неврозов, стрессов, а не от тяжелых душевных заболеваний. В принципе, в такую ситуацию может попасть любой из нас, соответственно любому может понадобиться помощь психотерапевта. И по большому счету это более интересная специальность. Но и без психиатрии нам не обойтись – это база. Таким образом, занимаешься и тем и другим одновременно. И тогда получается, что психотерапией я занимаюсь уже лет двадцать.

– Это да. Поэтому с психиатрии я и начал, поскольку она, так сказать, еще дозволялась. Речь ведь шла о душевно больных людях. А вот психотерапия (работа с неврозами и прочее) уже действительно считалась буржуазной лженаукой. И когда я начинал работать, это ругательное понятие еще «действовало». Но, в принципе, даже когда работаешь с душевнобольными людьми, какие-то элементы психотерапии все равно используешь. Конечно, можно было просто давать лекарство и ничего не говорить, а можно было все же делать какое-то внушение. Тогда и лекарство действует намного лучше, чем обычно.

– Да. Кстати, в то же время я начал заниматься и рефлексотерапией. И это звучало как ругательное слово – иглотерапия ведь распространилась у нас только в последние годы. Освоение этой методики шло полуподпольно. Были у нас отдельные поездки специалистов в Китай, но широкого развития это движение не получало. В восьмидесятые годы я занялся суицидологией, что тоже было не в чести. То есть не признавался тот факт, что советский человек в принципе может покончить жизнь самоубийством. Хотя на самом деле и тогда, и сейчас это происходило и будет происходить. В эти же годы я занялся и сексологией. Ведь когда человек попадает в стрессовую ситуацию и развивается невроз, то это откладывается в том числе и на сексуальной сфере. То есть, повторю, все вытекает одно из другого.

– Обращений, как таковых, почти не было. Так наш человек приучен: если болит сердце, надо обращаться к кардиологу, болит желудок – значит, надо идти к гастрологу. А чтобы болела душа? Как будто у нас ее и не было.

– Вот-вот. Кухонная терапия тогда была широко распространена. А вот культуры обращения с такими проблемами к врачу не было. Хотя к психиатру многие обращались и с неврозами, потому что больше и не к кому было обратиться. То есть это были не душевные расстройства, не психоз, а именно пограничные расстройства. В связи с этим, наверное, я и начал заниматься психотерапией. Нашими лекарствами и нашими методами лечить таких больных было бесполезно. Назначаешь человеку процедуры, а результатов не видно. А когда начинаешь работать словом – рациональная терапия, элементы гипноза… Все работало совсем по-другому. И потом получалось так: помог одному пациенту – он тебя советует своим друзьям и так далее.

– «Сарафанное радио» получается.

– Выражаясь словами классика: «Как посравнить да посмотреть век нынешний и век минувший…» Изменились ли те проблемы, с которыми к вам обращаются сейчас, по сравнению с веком прошлым?

– Еще один весьма насущный вопрос – ритм жизни. Специалисты в один голос говорят о том, что современный ритм жизни угнетает психику человека. Насколько, на ваш взгляд, этот фактор влияет на наше здоровье?

– Тогда возникает следующий насущный вопрос: как лучше снимать стресс? Витаминчики, спорт, еще что-то?

– Насколько я помню из своего опыта общения с психологией, для действующих специалистов существует такая рекомендация, что у каждого психолога должен быть свой собственный психолог.

– В той же Америке, профессия психолога, как и профессия юриста, возведена в своего рода культ. У американцев нормой считается иметь своего постоянного врача. Придет ли к нам такое?

– А где взять столько хороших специалистов? Я видела в университете тех, кто получит диплом психолога, – на мой взгляд, далеко не всех из них можно будет пускать к пациентам…

– Да. Это уже другой вопрос. Вообще, у нас сейчас переизбыток специалистов. Как и юристов, кстати, – их уже столько наштамповали, что нельзя найти работу по специальности. Но нельзя просто взять любого человека и сказать, что он будет психологом или психотерапевтом. Здесь нужен определенный склад характера. Можно так сказать: все могут что-то простенькое сыграть на гитаре, но выдающимися музыкантами могут стать только единицы. Так же и в психотерапии. Каким-то элементам психотерапии можно обучить многих. Но отдельных элементов мало для того, чтобы суметь помочь человеку. Не зря же психотерапия расшифровывается как «лечение душой». Если может человек душой лечить другого, значит он может быть хорошим психотерапевтом. Если нет – то он может быть ремесленником, но не более.

– В первую очередь, наверное, важно умение сопереживать. И сопереживать так, чтобы потом суметь отключиться от проблемы. Потому как, если врач не может после работы отключиться от пережитого, он может просто «сгореть». По американским данным, работу психотерапевта можно приравнять к работе реаниматолога. И продолжительность жизни врачей-психотерапевтов, соответственно, короче в среднем на пять-десять лет. То есть даже при всем умении отключаться врач набирает на себя негатива, проблем. Конечно, даром это для него не проходит.

– Классический способ избавления от стрессов – это баня. Я очень большой поклонник бани, велосипеда, плаванья. Ну и общение с детьми. Это тоже хороший способ переключения. У меня есть старший сын и дочь младшая соответственно. С дочуркой пообщаешься – и проблемы вроде бы уходят. Вот, это и есть основные способы снятия стресса.

– Ну… Пугает или не пугает – чем мы можем заниматься в этой жизни, тем и занимаемся. Так, наверное, в любой специальности. Возьмите сотрудников МВД. Их профессия тоже включена в список опасных профессий, но работают же люди. Так что, повторю, чем мы можем заниматься, тем и занимаемся. А на подобные факты не обращаешь внимания.

– Такая возможность, в принципе, есть.

– Не знаю, как в других странах, а у нас и за деньги могут ничего хорошего не сделать. (Улыбается.) Здесь все просто – доктор должен любить свою специальность, отдавать себя ей полностью. Тогда он сможет помочь другому человеку. У меня, например, есть разные клиенты. Есть и те, кто лечится бесплатно.

– Туризм, туризм и еще раз туризм. Как только у меня появляется возможность посмотреть мир, я обязательно этой возможностью пользуюсь. Это мое самое главное хобби.

– Мне нравится Европа, и особенно Париж. Я там был уже три раза. Этот город изумителен. По нему можно ходить, ходить и ходить. У нас, например, в Санкт-Петербурге можно только по центру побродить, по Невскому проспекту. А в Париже интересно везде. Наверное, Франция вообще самая интересная страна. Лазурный берег и так далее. В Египте был – там интересно море, больше ничего такого и нет. А вот море, кораллы… Столько было впечатлений! Как в сказку попадаешь. Я там буквально из воды все десять дней не вылезал.

– Да. Там очень удобное для этого место. Не надо далеко заплывать: шаг, два, три, четыре – и можно уже погружаться.

– Хватает. (Улыбается.) Я лет пять уже ныряю.

– Нет. С Макаревичем не встречался.

– Мне на работе, в принципе, адреналина хватает. Я считаю, что к «экстремальному времяпрепровождению» обычно стремятся те, кому жизнь мало адреналина в кровь выбрасывает. А у меня каждый день адреналиновый.

– Я люблю читать, но сейчас не хватает на это времени. А вообще, в старые добрые времена я читал очень много. Кстати, за рулем можно еще посидеть – это тоже хорошо успокаивает.

– Дома аромалампа есть. И на кафедре нетрадиционной медицины у нас есть такое направление. Поэтому мы проходили ароматерапию, использовали различные масла, лучины и так далее. В принципе, помогает. Другое дело, что этим надо заниматься специально, создавать специальные наборы, которые могут успокоить или тонизировать организм. Обоняние – это одно из «старейших» наших чувств. Ребенок еще говорить не умеет, а запахи уже различает. И в плане психотерапии это хорошо можно использовать.

– Позитивно. Очень позитивно. Но редко. (Смеется.) Я театр очень люблю. Три-четыре раза в месяц сходить в театр для меня – это норма. Даже несмотря на плотный график, я все равно стараюсь туда выбраться. В театре Пушкина такая труппа… Я могу один и тот же спектакль смотреть раза по три, и каждый раз актеры играют по-разному, каждый раз улавливаешь множество новых нюансов. Это нечто. Почти как психодрама Рене Марино (один из видов групповой психотерапии. – Прим. авт.). Я многим своим пациентам советую. Просто очень много можно «пропустить» через игру артистов, через себя – много можно отреагировать. По крайней мере, для себя я черпаю в театре очень многое.

– К сожалению, пока не доводилось. Хотелось бы побывать в «Ла Скале». Есть такая мысль. Рядом с этим театром я уже был, но внутрь пока не зашел.

– Съездить куда-нибудь, где пока не был. Очень хочу в Грецию съездить.

– Это скорее просто поговорка. Но вообще, ведь человеческая натура такая, что мы выносим из прошлого больше хороших воспоминаний. Хорошего действительно было много. Мне нравятся мои детские пионерские воспоминания. Правда, что касается пионерских лагерей, отдыхать там мне не очень нравилось, зато нравилось там работать. Чаще на наши курорты ездили – Крым, Сочи. Чаще с друзьями тогда встречались. Добрые воспоминания связаны больше вот с этими межличностными отношениями. Просто по своим пациентам я знаю, что многие из них в прежних друзьях разочаровываются. Поднимаемся наверх – теряем друзей, опускаемся – тоже теряем. У меня еще со школы многие друзья остались, с института, с первой работы. На работе у нас вообще интересно получилось – пять лет провели вместе в практически глухой деревне. Там было человек пятнадцать врачей, и мы вместе работали, жили. Это очень интересные воспоминания и, наверное, самые приятные. Причем многие старались туда не попасть, но вот я как раз попал – и не жалею.

– В современном мире многого можно достичь и многим можно заниматься. То, чем я занимаюсь сейчас, раньше, например, казалось недостижимым. Проблемой было попасть на какие-нибудь курсы по специализации и так далее. Теперь – было бы желание. В общем, возможностей больше. Ну и заработать можно столько, сколько хочешь. Если во времена СССР положено было сто двадцать рублей, то больше не получишь, сколько ни работай. Но сильно много зарабатывать не надо. Денег нужно ровно столько, сколько надо.

– Здесь опять же у каждого свои критерии. А на мой взгляд, не надо денег больше, чем необходимо для удовлетворения своих собственных чаяний и потребностей. Ну и чтобы близким тоже хватало. Слишком много денег – это вредно.

– Вот-вот. Включается этот механизм. Но зачастую богатые люди несчастны, если они живут ради денег. Есть ведь старая истина: деньги должны служить нам, а не наоборот. Хочется, скажем, вам съездить отдохнуть куда-нибудь – вы зарабатываете нужную сумму и едете отдыхать. Не надо больше. Деньги должны быть лишь инструментом для достижения каких-либо целей.

– Лучше, наверное, всегда чем-то заниматься. У меня вот очень редко бывают выходные. То есть целый день я практически никогда не отдыхаю – все равно найдется чем заняться.

– Было. Но попытки это сделать оканчиваются неудачно. Вот на зимних каникулах можно куда-нибудь съездить покататься на лыжах. Можно съездить к друзьям и так далее. Да и пациенты никуда меня не отпустят на большой промежуток времени – все равно найдут, достанут.

– Шахматы люблю.

– Это спорт. И очень даже напряженный. По нагрузке на человека это вообще один из самых тяжелых видов спорта. Физически человек не двигается, а эмоциональное напряжение идет очень большое. Так что это все серьезно.